Любовь Безбах: Агрессор

— Что случилось?

— У вас есть зеркало? — спросил я.

— Конечно, есть, — удивилась она и достала из кармана халата вожделенное зеркало. — Сейчас только свет включу…

Она слепо пошарила по стене в поисках рубильника. Послышался щелчок. Для меня ровным счетом ничего не изменилось, не считая лица медсестры. Оно приобрело непередаваемое выражение. Медсестра, не спуская с меня побелевших от страха глаз, выронила из рук зеркало, испустила нечеловеческий вой и метнулась прочь из комнаты. Вой катился вдоль по коридору впереди и позади женщины, пока не замер в глубинах институтской лаборатории. Ошарашенный, испуганный, я подобрал c пола зеркало. И заорал сам. Зеркало полетело в угол. Я заставил себя подобрать его и заглянуть в него снова. Я ли это? На моем лице не было глаз. За веками без ресниц зияли темные провалы, из которых вместо зрачков торчало нечто похожее на присоски. Неровные края присосок высовывались из-за век. Присоски шевелились, и это потрясло меня больше всего. Зеркало выпало из моих ослабевших рук. Я опустился на пол. В коридоре слышались голоса, голос профессора увещевал полуночников лаборатории, привлеченных шумом. Все в порядке. Кому-то что-то приснилось, только и всего. Сам он уже все понял по крикам. Через минуту он забежал в мой номер и умоляюще протянул ко мне руки.

— Что со мной? — дрожащим голосом вопросил я, обливаясь холодным потом. — Что? Что это?

Я хотел спрятать лицо в ладонях, но не мог заставить себя коснуться руками того, что шевелилось у меня на месте глаз. Я паниковал, я находился в предоборочном состоянии, все вокруг казалось мне нереальным. Ощутив внезапный прилив сил, я вскочил на ноги, резким рывком поднял Качина за грудки, поднес его лицо к своему, жестко встряхнул и рявкнул:

— Что ты со мной сделал, старая космическая зараза?!

— Я пытался спасти твои глаза, молодой человек, — строго ответил Иван Сергеевич, не отводя взгляда. — Это сделал не я.

— А кто же?!

— Это сделали бактерии, спавшие в астероидной пыли.

— Ах ты, старая крыса, провонявшаяся реактивами!

Я потрясал профессором, как тряпичной куклой, его ноги безвольно колотились об мой живот. Иван Сергеевич такого обращения с собой не стерпел.

— Прекратить панику! — громко скомандовал он. — Сейчас же поставьте меня на место!

Привычный к военной дисциплине, я повиновался приказу и поставил его на ноги.

— Вот так-то лучше. Возьми очки, я купил их специально для тебя.

Я, дрожа, сел на кровать.

— Что мне теперь делать… с этим? — я сделал неопределенный жест в сторону глаз.

— Выполнять приказ, — напомнил мне Качин.

— Что меня ждет в военной лаборатории?

— Смерть.

— Откуда у вас такая уверенность?

— Я хорошо знаю военных коллег из секретной лаборатории. Пофамильно. И их кухню тоже. Я хорошо знаю уязвимые места твоих новых глаз. И еще знаю, что меня не станут даже слушать.

— Значит, впереди смерть, — я старался собрать свою волю в кулак и смириться с неизбежным. Смириться никак не удавалось, и я заорал:

— А если я ослушаюсь, меня ждет трибунал!

— Да, положение у тебя скверное, — глухо отозвался профессор.

— Убирайтесь ко всем чертям! — гаркнул я на него.

Он ушел, старчески качая головой. Я надел очки, которые он мне принес. Ни за что на свете я не явлюсь в военную лабораторию. И трибунал меня тоже не увидит. Тишайшей кошачьей походкой я быстро прошел по ночному коридору лаборатории, спустился на лифте в вестибюль, где меня и догнал профессор. Я молча сгреб его, зажал ему рот рукой и заволок его под лестницу. Я намеревался избавиться от опостылевшей больничной пижамы — ограбить на улице человека подходящей комплекции, угнать аэромобиль, угнать космическое судно… Профессор подвернулся совершенно не вовремя. Тем временем Качин стал пихать мне в живот большой пакет. Пакет раскрылся, я увидел, что в нем одежда, и освободил профессору рот.

— Ф-фу, ну и хватка, — пропыхтел Иван Сергеевич. — Одевайся, живо.

— Что вам от меня нужно?

— Я с тобой.

— Куда "с тобой"?

— Куда-куда! В бега, куда же еще. Видишь эту папку? Это история твоей болезни, — хихикнул он. — Здесь и носитель с файлами. Копий нет, я ничего не оставил.

Институтский вестибюль жил и ночью. Две пары прозрачных дверей то и дело ездили взад-вперед, пропуская сотрудников института, пол из голубого с мнимой "слезой" зергилльского камня приятно гудел от шагов. Просторные стены вестибюля, отделанные зеркалами, пропускали редкие искры. Со стены напротив лестницы на меня осуждающе смотрели полусвятые лики знаменитых ученых.