Андрей Ливадный - Nebel

Она почувствовала мое состояние, но не задала вопроса; молча сделав кофе, села напротив и заглянула в глаза.

– Скажи, почему ты решила изучать эзотерику? – Задал я прямой, недвусмысленный вопрос.

Некоторое время она молчала.

– Ты же знаешь, Андрюша, я всю жизнь пытаюсь найти себя. – Наконец произнесла Лана. – Много чего испробовала, но все не то. Мне кажется, я что-то потеряла, и это не дает покоя.

Я кивнул, принимая объяснение.

Да, Лана действительно быстро увлекалась, но и быстро остывала в своих начинаниях, стоило только преодолеть первоначальные трудности и достичь конкретных вершин. Неважно, каков был род ее занятия, она действовала так, словно раз за разом доказывала себе – я могу , но как только доказательства становились явными, она тут же теряла интерес к достигнутому.

Стоило взглянуть на ее картины, чтобы понять, – талант несомненный, но и они не стали главным делом жизни.

– Скажи, милая, у вещей может быть душа? – Осторожно задал я новый вопрос.

Лана насторожилась.

– Что-то случилось?

Я не знал что ответить. Просто смотрел на нее, не желая кривить душой.

– Разве книги по эзотерике, которые ты читаешь, не дают ответа на мой вопрос?

Она усмехнулась, и я понял: все не так просто. Истина порой неуловима, она скрыта от нас, то наслоениями времен, то нашим собственным невежеством, то самоуверенностью, не дающей открыть глаза и взглянуть на мир под другим углом.

Мы держимся, каждый за свой устой, страшась отпустить его, не желая терять почвы под ногами, и часто оказывается, что это не твердая жизненная позиция, а всего лишь узкий, удобный, но субъективный взгляд на мир, обеспечивающий внутренний комфорт существования, без отражения истины.

– В книгах пишут многое. – Нарушил мои мысли голос Ланы. – Я еще только в самом начале, ты же знаешь. Но думаю, у предметов, особенно у тех, к которым есть особое отношение людей, не одно, а два тела. Физическое, – то, которое мы непосредственно воспринимаем, и энергетическое. Увидеть его дано немногим.

Я не стал оспаривать это утверждение.

В очередной раз поднявшись наверх, я принялся при помощи дрели выбирать кровостоки на лезвиях.

Грубая работа была окончена, три клинка и тонкая металлическая рукоять, с наконечником, смыкаясь друг с другом, образовывали прямоугольник.

Глядя на эту небольшую площадку, от которой уже уходило углубление первого кровостока, я внезапно ощутил неодолимый внутренний порыв.

Отложив в сторону дрель, я взял в руки молоток и миниатюрный штихель.

Там, где три лезвия сходились с рукояткой, должно быть начертано имя.

Легкие удары молотка выбивали частички металла, снимая тонкую стружку.

Nebel – вот слово, что буква за буквой, выходило из под острого жала штихеля.

Теперь я осознанно ждал, когда он заговорит со мной.

И он заговорил.

Заговорил так, как умел, – тревожа рассудок смутными, порой нечеткими картинами прошлого.

…

Сполохи света приближались.

Рассекая воздух остро отточенными лезвиями, Хранитель то терял материальность, то вновь обретал ее.

Он не управлял метаморфозами. Жуткая энергетика бойни продолжала вливаться в него, и закаленная сталь не выдерживала, она как будто таяла, на миг превращаясь в туманный, ослепительный росчерк, потом снова возвращался вес, и он начинал вращаться, содрогаясь от свистящего воя собственных лезвий.

Хранитель перерождался.

Его Хозяйка, юная Госпожа сама не догадываясь о том, наделила Хранителя способностью воспринимать факт собственного существования, но долгое время его эго являлось лишь частицей ее собственного самосознания: он смотрел на мир ее глазами, оценивал события ее мыслями, жил ее чувствами и помыслами…

В эту жуткую ночь, оставшись в одиночестве, он неистово звал ее, не понимая, что этим порывом притягивает к себе беснующиеся вокруг разнородные энергии. Он уже не являлся ни частицей ауры Госпожи, ни простым изделием из стали, – сначала Хранитель уподобился пушинке, которой играют воздушные потоки, но стремительные трансформации продолжались, и вихрь энергий, способный изменять структуру материи , внезапноподчинился его собственному неистовому порыву, став неотъемлемой частью новорожденной сущности .

Не разбираясь в хитросплетениях происходящих с ним метаморфоз, Хранитель воспринимал лишь данность. Как говорила Госпожа: На все есть воля Создателя , а пути Господни, как известно, неисповедимы.