Андрей Ливадный - Nebel

Получилось вполне приемлемо. Если особо не усердствовать, то выдержит.

За ужином мы разговаривали на отвлеченные темы, не касаясь необычного дневного происшествия, и моих очевидных приготовлений.

Я уже примирился с мыслью, что внезапное видение является плодом моей богатой фантазии. Лана со всей очевидностью была убеждена в обратном, и потому мы избегали откровенного разговора, понимая, во что может вылиться радикальное несовпадение взглядов.

Поужинав, я забрал кофе и ушел наверх.

Прежде чем приступать к первому этапу работы, я включил компьютер, вставил в CD-привод диск с "Раммштайном", нашел композицию "Nebel" и запустил непрерывное воспроизведение.

Тихая, чуть печальная, и одновременно будоражащая воображение музыка зазвучала в унисон мыслям.

Кофе так и остался остывать на столе, я взял инструмент и начал размечать заготовку.

Время постепенно теряло смысл. Никогда я не работал с таким упоением, не понимая, что за сила завладела моим сознанием. Нет, я не ощущал себя марионеткой, внезапно подпавшей под власть чуждой воли, наоборот, я чувствовал сравнимый с вдохновением душевный подъем.

Закончив разметку, я зажал заготовку в тиски и, спустя минуту, в помещении раздался характерный визг ножовки по металлу.

Сталь поддавалась легко, пропил шел ровно, никто не подгонял меня, не ограничивал во времени, благо мы живем в доме, построенном еще до революции, – стены из красного кирпича толщиной в семьдесят сантиметров прекрасно глушат звук, так что я мог продолжать свое занятие хоть до самого утра.

Так оно собственно и вышло.

Не помню сколько часов потребовалось на выпиливание грубой заготовки. Несколько раз я менял полотна, время застыло, словно мое сознание погрузилось в густой сироп, подспудно ожидая каких-то событий.

В руках ощущалась усталость, но я подсознательно понимал, что не остановлюсь, пока не увижу крест.

Наконец, уже за полночь, соединив два последних пропила, я поймал в ладонь нагревшийся прямоугольный обрезок металла и, взглянув на тиски, понял – в них зажат крест .

Некоторое время я смотрел на него, разминая сигарету в испачканных металлической пылью пальцах.

Получилось.

Мысль пришла спокойная, удовлетворенная, в те минуты я не вспоминал о странном дневном видении, просто был доволен результатом проделанной работы.

Докурив, я понял: не смотря на поздний час, спать мне совершенно не хочется.

Что ж, пожалуй, можно сделать окончательную разметку, и спилить под углом оконечности крестообразной заготовки, придав им заостренный вид будущих лезвий.

Погасив сигарету, я вновь взял в руки штангенциркуль, собираясь размечать скосы.

В эту минуту в очередной раз зазвучала повторяющаяся раз за разом композиция. Я освободил заготовку из тисков, ощущая, как нагревшийся металл отдает моей ладони накопленное тепло. Словно в руках притаилось живое существо, с которым я уже успел сродниться.

Приятное, необычное чувство.

Мы любим одухотворять вещи, поэтому в первый момент, услышав в своем рассудке голос, я не вздрогнул, не смутился, лишь удивился странной игре воображения, пока вдруг с необычайной отчетливостью не осознал: мысль хоть и созвучна ситуации, но не может принадлежать мне.

Прошу, оставь меня крестом.

Легкий озноб коснулся затылка, пробежал мурашками вдоль спины.

Почему? – Машинально спросил я, полагая, что разговариваю с собственным сознанием.

Смерть.– Лаконично пояснил голос. – Я достаточно убивал.

Нет. – Строго ответил я, поражаясь двойственности внезапно возникшей ситуации, и все же продолжил мысленный диалог: – Ты должен понимать, что форма клинков не меняет твоей сущности. Ты не убьешь, если не пожелаешь чьей-либо смерти. В этом твоя сила. Главное не форма, а ее содержание.

Да я знаю. Ты то же перед боем вонзал в землю меч, и обращался с молитвой к Создателю, глядя на рукоять в форме креста.

Меня прошиб холодный пот.

Бремя воина. Откуда мне так хорошо знаком потаенный смысл этого сочетания слов?!

Я смотрел на крест, удобно лежащий в ладони, и продолжал ощущать его тепло.

Нет. Это откровенный бред. Я не могу разговаривать с только что выпиленной металлической заготовкой.

Голос в моем рассудке смолк.

Либо он испугался моей реакции, либо я действительно говорил с собственным воображением.

Последнее показалось мне предпочтительнее, иначе следовало признать, что пора обращаться к психиатру.