Скотт Вестерфельд - Вторжение в Империю

Скорее по привычке, нежели по нужде, Императрица протянула руку к стакану с водой. Поверенный непременно посоветовал бы ей попить воды.

Продолжая улыбаться, она коснулась стакана, и ее трясущиеся пальцы опрокинули его.

В голове у Кэтри Хоббс неожиданно зашумело.

Она сложила пальцы в кодовую комбинацию, разделив контролируемые ею аудиоканалы по категориям источников. Когда Хоббс дежурила, ее слух улавливал всю деятельность на корабле, будто невод. Все звуки с тридцати двух палуб поступали по различным аудиоканалам прямо к ней в голову. Она парила между ними, лавировала, словно дух, посреди операционных центров звездолета. За последние несколько секунд она слышала болтовню десантников во время подготовки к полету, отрывистые фразы снайперов, державших на прицеле риксов в императорском дворце, ругательства пилотов, пытавшихся провести свои резервные микрокорабли в зал Совета. На борту «Рыси» Кэтри Хоббс славилась своим талантом по части подслушивания точно так же, как экзотической утопианской внешностью. Ни одного разговора нельзя было утаить от Кэтри. Прослушка была единственным реальным способом держать руку на пульсе всего, что происходило на звездолете в минуты повышенной боевой готовности.

Повинуясь жесту Кэтри, аудиопроисшествия последних нескольких секунд распались на отдельные визуальные аудиограммы с демонстрацией громкости и источника звука. За считанные мгновения худшие опасения Кэтри Хоббс подтвердились.

Резкий, бьющий по нервам звук донесся из зала Совета. Кэтри проиграла этот звук заново. Он прозвучал для нее раскатом грома.

— Мэм! — Это вышел на связь вахтенный офицер, непосредственно наблюдавший за ситуацией в зале. Ему тоже пришлось еще раз прослушать запись, чтобы поверить в случившееся. — Тут у нас…

— Я все слышала.

Хоббс обернулась к капитану. Он, восседавший за пультом управления, посмотрел на нее сверху вниз, и их взгляды встретились. На миг Хоббс лишилась дара речи, а капитан, глядя на нее, побледнел.

— Капитан, — с трудом выговорила Хоббс. — В зале Совета прозвучал выстрел.

Зай отвернулся и кивнул.

Десять лет назад (по имперскому абсолютному времени)

Его парадная форма выползала из упаковки, будто походная колонна муравьев-кочевников.

Капитан-лейтенант Лаурент Зай с трудом удержался от того, чтобы поежиться, и переключил свет в номере отеля на полную яркость. Форма тут же среагировала на изменение освещенности и заблестела зеркальным серебром. По идее, это облачение должно было перестраиваться настолько быстро, чтобы в случае чего отразить луч лазера до того, как он сумел бы сжечь владельца. Форму можно было носить в боевых условиях. Теперь она стала похожа на капельки ртути, выстроившиеся наподобие человеческой фигуры. Уже лучше.

Но одежда продолжала двигаться. Ее крошечные элементы наползали друг на друга, ощупывая покрывало на кровати, и словно принюхивались, пытаясь определить, является ли это поверхность кожей Зая. Решив, что это вовсе не кожа, частички формы утратили к покрывалу интерес и начали перемещаться бесцельно — а может быть, все-таки с какой-то тайной целью. Вероятно, форменная одежда сохраняла силуэт в динамическом равновесии, достигавшемся за счет всех этих мизерных отклонений и столкновений.

«Как муравьи», — снова подумал Зай.

И решил больше не медлить и напялить на себя эту треклятую одежду.

Облачиться в форму можно было бы и более достойным образом, но Зай не слишком часто посещал торжественные мероприятия и потому не имел в этом деле большого опыта. Он отвернулся от кровати, сбросил халат и улегся спиной на извивавшуюся одежду. Повертел руками — и плечи оказались в соответствующих впадинах. Немного согнул ноги в коленях и подумал, что, наверное, стал похож на ангела с короткими крылышками, лежащего на снегу. А потом он закрыл глаза и старательно притворился, будто не чувствует, как части формы, теперь ставшие отчетливо и неприятно отдельными, налипают на его кожу.

Как только движение почти перестало ощущаться (а Зай по опыту знал, что микроскопическая портновская подгонка формы не заканчивается никогда), он сел и посмотрел на свое отражение в большом зеркале, оправленном в золоченую раму.

Крошечные устройства, из которых состояла форма, теперь представляли собой единую, непрерывную поверхность. Фасетки их микроскопических спинок растворились и слились друг с другом, наложившиеся одна на другую пластинки в ярком свете сверкали, как хромированная сталь. Одежда плотно облегала кожу Зая. Мускулы торса были подчеркнуты, а рубцы швов на плече и бедрах — скрыты. Прикосновение крошечных присосочек почти не ощущалось. В целом чувство было такое, словно он одет в легкие сетчатые рубаху и брюки. Ветерок, залетавший в открытое окно, таинственным образом проникал сквозь броню, и Заю казалось, что он голый, — что бы там ни говорило зеркало. Под парадной формой, согласно уставу, ему разрешалось иметь на себе только военную бирку с кодом (спасибо Императору и за это). Зай подумал, а не могло ли случиться так, чтобы под действием электромагнитного импульса или из-за отказа компьютерной программы микроскопические машинки погибли. Что же тогда будет? Неужели они осыплются с него, как чешуйки амальгамы со старинного зеркала? Зай представил себе, как в каком-нибудь зале на сборище, где народ в такой форме, все вдруг оказываются голыми. Эта мысль не вызвала у него улыбки.