Андрей Хуснутдинов - Данайцы

Дождавшись, пока она оденется, я попросил:

– Покажи кольцо.

Она замерла:

– Какое?

– Которое прячешь от меня. Сними перчатки. Да посмотри же на них.

Моя просьба явно смутила ее.

– Впрочем, – добавил я, – если тебе угодно скрыть свое замужество, как угодно…

Она молчала.

Я глядел на ее мятую юбку, на ее перекрученные чулки и думал: «Вот и дверца, в которую нам не дозволено стучать».

– Тебя проводить?

Она покачала головой.

– Конечно. – Я подобрал одеяло и бросил его на кресло.

– Я замужем, – сказала Бет, – но… не это.

– Конечно, конечно. Ты замужем, я женат. Что, в самом деле, такого.

Тут, выдохнув, она бросила свой ридикюль, прижала правую руку к животу и стала стягивать с нее перчатку. Что-то зацепилось и затрещало. Губы ее сомкнулись, на покрасневшем лице застыла гримаса нетерпения и ненависти. Я присел на кровати и что-то сказал ей. Она не услышала меня. Сорвав перчатку и тяжело, через нос дыша, она подошла ко мне.

– Ты… ты… – шептал я и, думая, что ей нехорошо, протягивал к ней руки, как будто собирался ловить.

И тогда, недобро усмехаясь, она сволокла вторую перчатку и положила ее мне на колени. Я хотел сказать, чтобы она успокоилась, но, взяв ее за левое запястье и ощутив в пальцах что-то твердое, холодное, увидел в своей руке розовую, с отбитыми песчинками краски, руку манекена. Это был протез. В первое мгновение я подумал, что Бет держит что-то в ладони и хочет мне это показать. Но когда смысл увиденного дошел до меня и я понял, что у нее нет кисти, я замер как пораженный громом. «Мне пора», – сказала она. Я обнял ее и, моргая от волнения, не дыша, таращился в пол. Усмехаясь, она гладила меня по затылку. Вставало солнце. Она ждала, когда я отпущу ее, наконец толкнула меня протезом в лоб, сказала: «Бум», – и ушла.

Бреясь в то утро, я порезал щеку и всерьез надеялся истечь кровью. Глядя на свою окровавленную физиономию в зеркале, я равнодушно думал о том, что, пожалуй, никто за нами и не следил – зачем? Если у меня было до сих пор свое прошлое, свой сокровенный тайничок воспоминаний, то прошлое это сгорело дотла. Своей искусственной рукой Бет навсегда запечатала его. Так что скорее это походило на урну с прахом. И если представить, что кто-то и в самом деле собирал на меня компромат – с целью использовать его, скажем, когда я стану отказываться от полета, узнав его подноготную, – то это не имело никакого смысла. Мне было уже некуда возвращаться на этой земле, у меня оставалось лишь то, чего следовало бежать.

Чтобы не ссориться снова с Юлией, я полез в рубку управления и симулировал активную работу с компьютером.

Ни с того ни с сего я понял простую вещь: я имел дело не с действующей, а с фантомной программой полета. При этом действующая работала в скрытом режиме, а фантомная только создавала видимость работы. Обе программы, несомненно, взаимодействовали, но как именно – я не знал. Мои команды если и достигали действующей программы, то в таком извращенном виде, что либо вовсе игнорировались, либо я получал отказ в их исполнении. Вместо реальных параметров полета и характеристик корабля мне предлагался сущий бред: выходило, к примеру, что мы двигались в плотной агрессивной среде со средней температурой 4000 опо Цельсию, а корабль являл собой некий подвижный альянс между баллистической ракетой и кукурузником – то у него оказывался поршневой двигатель, то реактивный, то возникал киль с оперением и рулями высоты. В общем, черт знает что.

Почувствовав озноб, я подошел к иллюминатору и ткнулся лбом в холодное стекло. Я все еще был нездоров.

В рубку поднялась Юлия, молча встала у меня за спиной.

Я обернулся.

– Тебе нужно принять лекарство, – сказала она.

Рукава ее комбинезона были закатаны, кисти рук покраснели. Было ясно, что сюда она пришла не из-за лекарства.

Я вдруг представил, как она промывает мне, бессознательному, кишечник.

– Что еще? – спросил я.

– Тебе нужно принять лекарство, – повторила она.

Пытаясь скрыть озноб, я сделал вращательное движение головой и ударился о раму иллюминатора.

– Хорошо, – сказал я шепотом от боли, надеясь, что она уйдет. Но Юлия продолжала смотреть на меня, будто чего-то ждала.

Тут словно что-то повернулось в моей голове: я подумал о том, что ей, как и мне, уже было некуда возвращаться на Земле. Что они убили ее Ромео. Как и меня, они стали выталкивать ее с Земли еще задолго до старта.

– Да-да, – сказал я.

– Что? – не поняла Юлия.