Дмитрий Захаров - Репродуктор

Он несколько раз несильно пнул дверь, как бы спрашивая разрешения войти. Не получив ответа, налег на нее всем телом. Железо рявкнуло и провалилось внутрь, да так стремительно, что Герман едва не полетел кубарем.

Раньше в подвале было бомбоубежище для сотрудников радиоузла. Здесь даже стоял комплект оборудования, позволявшего передавать сигнал через городскую систему оповещения. Огромный бункер имел несколько спальных помещений, склад провизии, медпункт, несколько санузлов и кухню, где печь и нагреватель воды работали от дизельного электрогенератора. После войны, правда, подземная «сокровищница» подверглась разграблению. Дизель вывезли, разломав всю техкомнату, исчезло вещательное оборудование и даже металлические койки были разобраны и сданы в управление делами Старостата. Герман не знал, когда здесь поселился медведь, но, скорее всего, это произошло как раз после превращения спецобъекта в унылые руины.

Сейчас, оглядывая медвежью берлогу, Герман убедился, что к бомбоубежищу помещение не имеет уже никакого отношения. Большая часть зала была брошена, забыта и не освещалась. Марф оставил себе только угол старой кухни, в котором стояла (или, скорее, лежала) его кровать, похожая на ворох подгнившего тряпья, высились столик, нагруженный какими-то склянками, и плита, надо полагать, запитанная от электросети «Позывного».

Сам хозяин стоял как раз у плиты и, очевидно, собирался что-то готовить. При появлении Германа обернулся и внимательно уставился на гостя. Медведь казался удивленным, но не столько возникновением именно этого человека, а вообще наличием жизни за пределами его подвала.

— Добрый вечер, Марф, — поздоровался Герман, — извините, что вламываюсь. Я хотел поговорить с вами.

Хозяин не сделал приглашающих жестов, он по-прежнему выжидающе смотрел и не двигался. Тогда Герман сам шагнул вперед, закрывая за собой входной люк. На несколько секунд его одолела какая-то подростковая нерешительность, открывать рот было стыдно и необходимо одновременно.

— Мой вопрос может показаться странным, но для меня очень важно, чтобы вы на него ответили, — произнес он наконец и уставился на морду Марфа с медвежьей же пристальностью. — Скажите, Марф, зачем вы на них работаете?

Медведь все молчал.

— Они истребляли вас десятилетиями, — продолжил Герман, — вы сами были свидетелем…

— Истребляли, — неожиданно подтвердил Марф, и Герману опять показалось, что произносимые звуки не совпадают с движениями пасти, — все так делают.

— Очень надеюсь, что нет.

Медведь отвернулся и протопал к высокому столику. Взял бутылку с какой-то розовой жидкостью, смешно запрокинул голову и вылил половину содержимого себе в пасть — с громким бульканьем.

— Зря надеетесь, — заявил он, облизываясь, — просто мы не успели первыми.

— Да перестаньте, — поморщился Герман, — это же нелепица какая-то, вы лучше всех должны знать, что происходит.

— Месиво, — сказал медведь.

— Что месиво?

— Месиво происходит, — пояснил Марф, — патриотическое. У вас с этим проблемы?

— Да, я хочу уйти.

Медведь чуть склонил голову набок. Видимо, удивился.

— Куда уйти?

— Да куда угодно, — Герман неопределенно махнул рукой в сторону, — в Китай или на Запад… Я собираюсь переключить вещание, — неожиданно признался он и почувствовал, как все вокруг качнулось от этого признания, в ушах зашумела кровь, сердце запрыгало в разные стороны, — мы сможем обратиться к жителям…

— Три раза в неделю, — прервал его Марф, — у меня регулярный контакт с жителями. Я и так обращаюсь.

— Марф, вы ведь знаете тропу через Поля, — взмолился Герман, — можно было бы вместе потом…

Медведь включил конфорку и подвинул на нее лапой какую-то пузатую продолговатую посудину, похожую на утятницу.

— Герман Александрович, по-моему, вы идиот, — просто сказал он, — в плохом смысле.

Герман судорожно сглотнул. Он не сразу понял смысл прозвучавших слов, а поняв, еще некоторое время удивленно пялился на хозяина подвала. Ему потребовалось некоторое время, чтобы осознать: Марф над ним издевается. Эта огромная бурая туша в самом деле скалилась в беззвучном смехе. Пошел ты в жопу, ублюдок, с неожиданной злостью подумал Герман. Продолжай рассказывать им о предателях, им это нравится.

— То есть ваше занятие не кажется вам чудовищным и диким? — зачем-то уточнил он.

— Ничего чудовищного, зря себя мучаете. Это такая же работа, как другая.

— Это работа?! — выкрикнул Герман. Руки сжались в кулаки, и он чувствовал, как ногти впиваются в кожу. — Да больший позор сложно и представить! Лгать и корчить умильные рожи, вот как оно все весело и хорошо! Физиотерапевты в концлагере!