Олег Авгуров - Пластмассовые лица. Часть вторая

Он подошёл и обнял жену. Амелия уткнулась лицом ему в грудь и продолжала плакать. Он стоял и молчал, и слёзы сами собой текли по его щекам. Неподалёку был и старина Харви. Он смотрел на родителей Джона и почему-то ощущал себя наиболее виноватым в том, что произошло. Ведь если бы он не подтолкнул Джона к профессии актёра, не подпитал бы своевременно его интерес к кино, то не зачернилась бы так душа этого любознательного и мечтательного мальчишки…

***

Домой родители Джона шли молча. Говорить не хотелось: оба были опустошены. Остаток вечера также прошёл практически в тишине. Томас смотрел телевизор, вернее, делал вид, что смотрит, а на самом деле просто сидел перед мелькающим экраном. Его мало интересовало, что там показывают. Он до сих пор находился под глубочайшим впечатлением, если не сказать потрясением от нового фильма Джона. Томас не стал звонить сыну, так как, во-первых, не хотел, чтобы тот узнал о нарушении данного им обещания, а во-вторых, не представлял, что скажет. Имело ли смысл читать какие-то морали после такого? Станет ли Джон его слушать? Хотелось что-то предпринять, как-то попробовать всё исправить, но что в данной ситуации можно было сделать? Он был абсолютно бессилен что-то изменить, и руки опускались от безысходности.

Амелия ушла на кухню. В труде и домашних заботах она надеялась переварить эту грязь, которой пришлось измазаться сегодня. Но мытьё посуды и уборка не сильно помогали. Признаться, она переживала за Джонни гораздо сильнее отца – не потому, что она больше его любила, а просто потому, что она была женщиной и матерью.

На душе у неё было очень неспокойно. В груди всё сжалось, превратившись в твёрдый, тяжёлый и крайне чувствительный комок, который, пульсируя, распространял эту угнетающую тяжесть по всему телу. Руки от этого становились неподъёмными и совершенно отказывались слушаться, ноги – ватными, а голова распухала, как перекачанный мячик. Амелия даже успела разбить одну тарелку. Она посмотрела на осколки, разлетевшиеся по полу, и снова заплакала. Она пыталась прийти в себя, правда пыталась, но ничего не получалось. Не думала она, что под старость лет ей Господь пошлёт такое испытание. Неужели было недостаточно Мэри? Джонни… Их предмет гордости, их маленькое чудо… Какой блистательный путь… Каким благосклонным оказался к нему мир вначале, как жестоко он обошёлся с ним в последствии. За что? Может, это плата за самонадеянность? Может, они не заметили, как, восхищаясь его достижениями, восхваляя его целеустремлённость, слишком возгордились им? Плач сменялся молитвами, которые Амелия по привычке читала шёпотом, постоянно крестясь, и только тогда становилось чуть-чуть легче.

Впереди их ждала бессонная ночь…

***

На следующий день состояние родителей Джона не улучшилось. Они, прожившие столько лет в религиозной общине, видевшие, как вера во Христа спасает людей и преображает, не могли принять такого греха. Теперь было понятно, почему на них так смотрят соседи и знакомые, почему сторонятся, почему друзья отказываются заходить в гости. Это был позор и подрыв доверия. Многие в городке считали, что Джонни как коренной житель Реддинга будет проповедовать ценности и идеалы того места, где он родился и вырос, но на лицо полная трансформация сознания. Как же реалистично он играл… Талант приумножился многократно, затмив собой все грани дозволенного. Подобно тому как пытливый ум учёного позволяет ему проникнуть в основы мироздания и создать нечто новое, нечто совершенно удивительное, но противоречащее самой жизни, например, оружие массового поражения, так и талант требует воплощения, несмотря ни на что. Это энергия беспристрастна, и ей абсолютно неважно, как она будет использована: во благо или во зло.

Днём родителям Джона позвонила их старшая дочь Эмили. Трубку поднял Томас.

– Привет, пап. Ну как вы?

– Привет, Эмили. Так… – Томасу не хотелось разговаривать.

– Вчера мама просила, чтобы я приехала. У меня сейчас не получается, к сожалению. Если только вечером, хорошо?

Том тяжело вздохнул.

– Всё в порядке, пап? Что-то случилось? – спросила Эмили. Она была осведомлена, что сегодня с родителями должен был говорить пастор, но не знала, что он собирался им рассказать, поэтому боялась задавать открытые вопросы.

– Да, наша девочка, да, Эмили, случилось, – Томас заплакал. – Случилось. Случилось! Что-то случилось! Почему только с нами? Почему с нашим сыном, я не могу понять? – вдруг заорал он в истерике.