Олег Авгуров - Пластмассовые лица. Часть вторая

– Итак, мистер Вайер, нам всем горячо полюбились Ваши герои. Это, конечно же, Микки. Я думаю, эта актёрская работа станет по-настоящему хрестоматийной, и будущее поколение актёров будут изучать тонкости игры по ней.

«Будущие актёры уже ничего не будут изучать: им совершенно это будет не нужно. Им встроят нанороботов, и технология будет делать всё за них. Смешно слушать», – подумал Джон.

– Конечно, нельзя забывать и о Вашей роли Энтони в фильме «Книжная любовь».

«Нельзя забывать?! Это моя лучшая роль!!! Микки рядом не стоял с Энтони», – если бы не «Эмоушен Диджитал», на лице Джона появилось бы возмущение, но оно не отражало ничего, кроме невозмутимой радости.

– Ну и Ваша последняя роль – Питер Гэлт. Если честно, я, как и многие Ваши фанаты, был по-настоящему шокирован. Расскажите, почему Вы согласились на неё? Ведь Вы играли таких романтиков-идеалистов, и тут такое. Вы что, не читали сценарий, когда подписывали контракт? – ведущий задавал одни и те же шаблонные вопросы, которые Джон слышал на каждом телешоу. Неужели людям до сих пор интересно это слушать? Последний вопрос, естественно, был шуткой, и, чтобы все это понимали, включили закадровый смех.

Джон, как только прозвучало имя его последнего персонажа, весь напрягся, но лицо оставалось таким же счастливым:

– Конечно же, я читал сценарий. Я прекрасно представлял, что мне предстоит. Я подумал: «Ух ты! Это будет совсем не просто. Мне обязательно нужно попробовать свои силы». Знаю, что он не похож на моих предыдущих героев, но надо смотреть на это с другой стороны: актёру нужно развивать все грани своего таланта, поэтому он должен пробовать себя в разных качествах и разных характерах. Чем больше персонаж не похож на актёра и чем лучше актёр его исполняет, тем профессиональнее этот актёр, тем он более талантлив.

– Между Вами и Вашим персонажем ничего общего?

Лицо Джона приняло задумчивый вид:

– Многое нас очень разнит. Возможно, я не такой застенчивый, возможно, не такой ведомый, как Питер. Он совершенно иной по характеру, по темпераменту, если Вы понимаете, о чём я говорю. И мне очень сложно было найти какие-то точки соприкосновения… Эээ… Но, пожалуй, есть кое-что…

– Что, например? – продолжал наседать Майк Фишер.

– Может быть… – лицо Джона сделало актёрскую паузу. – Может быть, что я тоже гей?!

После этих слов был вставлен уже не смех, а звук удивления зрителей. Последнее высказывание Джона, как на заевшей плёнке, прокрутили несколько раз, показав его с разных ракурсов. Крупным планом продемонстрировали губы Джона и то, как они произносят роковую фразу. Как долго Джон открещивался от этих слухов, и тут не он – технология – делает за него такое признание. Внутри его всего лихорадило. На лбу выступили капли пота, сердце заколотилось как сумасшедшее. Хотелось кричать во всё горло. Хотелось встать и убежать, но он не мог. То, что с ним произошло сегодня, сковывало не только его рот и лицо, но и всё тело. Ему нужно было отсидеть и вынести этот позор до конца, иначе… Иначе всё пропало и у него совсем не будет шансов…

Но дальше было ещё хуже. Джон до сих пор толком не представлял, как далеко это может зайти.

– А Ваша жена знает?

– Нет, я всё это время скрывал от неё, но понял, что не могу бежать от своей природы. Понимаете, я получил христианское воспитание, и мне всё время объясняли, что это неправильно, что это плохо, что это грех. Пришлось научиться подавлять это в себе. Я думал, если женюсь и начну жить как все, то наконец-то распрощаюсь с этим. Но нет, это была плохая идея. И моя последняя роль… Я просто выпустил наружу то, что сидело во мне… Поэтому получилось всё так правдоподобно. Простите меня. Прости меня, Джиллиан. Простите меня, родители.

Технология сделала так, что Джон заплакал. И впервые за последнее время их желания совпали: Джону тоже хотелось плакать. Вот теперь он по-настоящему осознал, в какую яму его гонят. Они собираются лишить его всего: жены, родителей, родных братьев и сестёр, целого города, где он вырос, где его любили, где ему всегда были рады. Он не знал, что делать.

На время Майк Фишер затих. Крупным планом показывали, как актёр плачет. Максимально громко передавали его всхлипывания. Вероятно, это делалось для того, чтобы вызвать у зрителей максимальную жалость к этому человеку, чтобы не только случайные люди, но и близкие простили его.

– Хорошо, Джон, – прервал тишину ведущий мягким голосом, будто на исповеди. – Вы всё сделали правильно. Успокойтесь, Вам нечего бояться или стесняться. Мы ведь цивилизованные люди и не станем осуждать Вас. У каждого есть право выбора. Каждый может быть тем, кем захочет. И фонд, учреждённый Вами, – это большое дело! Уверен, что скоро нам удастся сломать эти глупые стереотипы.