Зосима Тилль - ЦУ ГЕЗУНД!

Когда всё необходимое было выбрано, взвешено, оплачено и расфасовано по пакетам и пакетикам, настало время грузить снедь в сумки. Вот здесь-то на сцену и вышла девочка – божий колокольчик. Невинный вопрос, заданный звонким голосом ребенка, поставленного перед Дедом Морозом на табуретку, ввёл горца-продавца сначала в шок, а потом и в трепет. Бабушку-дедушку, дабы они на том же самом месте не сгорели от стыда, стало необходимо тушить. Как минимум пожарным расчетом:

– Деда, баба! У нас столько пакетов, пакетиков!.. Куда мы их складывать будем: на тележку или в «жопу»?

Ретировались с рынка они по-партизански скрытно и по-армейски быстро. Годы работы в органах давали о себе знать. Параллельно обсуждали, является ли пенсия мужа зарплатой его жены. И если да, то должна ли жена платить с неё подоходный налог, являясь сама пенсионеркой. Если да, то кому, а если нет…

Но это уже совсем другая история. Всё в этом мире происходит в строго отведённое ему время. Не раньше и не позже. Если пытаться время торопить или притормаживать – неприятности гарантированы. То, что человек может управлять временем – страшная иллюзия. Время – это, всё-таки, Бог. Ибо только оно с человеком повсеместно, даже там, где нет места любви. А Бог не любит, когда кто-то вмешивается в его промысел.

Облачившись в «зеркальную» нумерацию по протянувшейся через весь центр города набережной, поцокивая, гарцуя, с гордо поднятым храпом, шествовал Год Лошади.

Первые лучи нежно, едва дотрагиваясь, касались морской поверхности. Рассвет нашептывал ещё дремлющему морю о том, как он соскучился, и щедро одаривал золотистыми кружевами, вуалью из серебристого барежа и накидкой из нежнейшего розового ажура.

Кучевые облака просыпались и потягивались, чем придавали себе причудливые формы и очертания. Забавные, невиданные доселе животные и птицы смотрелись в морскую гладь, прихорашивались и медленно начинали свой путь в дальние страны, помахивая морю своими причудливыми хвостами и крыльями.

Она родилась в Год Обезьяны, и, наверное, у неё было счастливое детство… Можно сказать и так… Её никогда не лупили, не орали за разбитый сервиз или за сломанную вещь. Один раз отец схватился было за ремень, но рука не поднялась – зло швырнул его в угол, наткнувшись на её спокойный взгляд. А когда потом, нашкодив или что-то случайно сломав-разбив, она боком заходила в комнату, то не слышала от мамы воплей: «Ах, ты… опять…». Просто видела её усталые глаза и… в воздухе был слышен только тихий вздох: «Чудо ты моё, фильдиперсовое!»… Мама была тоже рождена в Год Обезьяны.

– Я под этим одеялом спать не буду!

– Почему?

– А оно какое-то одинокое…

– А тебе какое надо?

– Женатое! Оно уютнее…

Утренний лёгкий бриз дурачился в прибрежных волнах. Настроение у него было игривое. Он запутывался в небольших барашках недалеко от берега, создавая забавные буруны. Сегодня он возомнил себя стилистом и устанавливал новую морскую моду. Всем волнам, как первым красоткам на море, он сооружал придуманные им причёски-«кудельки». Когда был нанесён последний штрих, бриз, как настоящий мастер парикмахерского искусства, отходил в сторону, склонял голову набок, оценивающе смотрел на причудливые локоны и завитушки. Затем, довольный результатом, лихо сдувал с волн «барашки» и швырял ими, как снежками, в своих единственных подруг – любопытных и не в меру болтливых чаек. Они старались увернуться, но, если «барашек» всё-таки достигал цели, широко размахивая крыльями, взлетали ввысь и весело что-то кричали на своём чаячьем наречии. Наигравшись с птицами и волнами, бриз нежно обнимал прибрежный песок лёгким прибоем.

«Чудо ты моё, фильдиперсовое!» – эта фраза снова всплыла в памяти, когда после инсульта мама начала «чудить», путать её с кем-то другим, рассказывать о событиях, которых никогда не было, придумывая ей на ходу несуществующих братьев и сестёр… Всплыла, как намёк, что тотем с мамой у них на двоих один, как напоминание, что она и сама была такой в детстве… Чего ругаться, если кто-то не умеет управлять своими эмоциями, движениями и мыслями?..

– Сегодня среда?

– Нет, понедельник.