Михаил Савеличев - Лабиринт для Минотавра [litres]

– Ничего не понимаю, – еще раз повторила Пасифия, штатный врач базы, что-то переключая на пульте. По сложности тот не уступал пульту космического корабля, а может, и превосходил его. Ведь дело приходилось иметь не с предсказуемостью небесных траекторий, а с непредсказуемостью человеческого организма. – Какие-то наведенные помехи… все ведь экранировано! Всё! – Она подняла взгляд от пульта и посмотрела на Червоточина. Но тот излучал не помехи, а исключительное довольство – в превосходном состоянии своего здоровья он не сомневался. – Необходимо связаться с базой на Европе, чтобы прислали медицинский шлюп. И срочно. Боюсь, придется делать трепанацию…

Червоточин захохотал и захлопал в ладоши, будто Пасифия сказала это исключительно для того, чтобы его развеселить.

Ариадна шевельнулась, в руке возник серебряный цилиндр, она поднесла его к губам и сделала глубокий вдох. Запахло корицей.

– Еще раз попытайтесь… – сказала Ариадна оператору. – Прошу вас…

– Дорогая, к чему беспокойство? Право, ничего необычного. Чувствую себя великолепно, так великолепно, как никогда не чувствовал. На меня снизошла благая весть! Я могу все! К тому же пора привыкнуть – после каждого эксперимента на базе кавардак. Тут даже механические арифмометры и логарифмические линейки врать начнут. – Червоточин нагнулся, пытаясь достать рукой ладонь жены, но та откинулась на спинку, не желая, чтобы он до нее дотянулся. – Как твой анклав? Я беспокоюсь за наших квакающих братьев по разуму…

Корнелию надоело рассматривать киберхирурга, и его взгляд соскользнул на Червоточина, и он вновь увидел то, что почему-то больше никто не видел.

Головы у Червоточина не было.

И вдруг Червоточин исчез с койки и возник перед Ариадной. От неожиданности она подалась назад, пытаясь отодвинуться подальше, но седалище не дало ей этой возможности. Червоточин стоял перед ней на коленях, и черное пятно на месте головы склонялось к коленям женщины. Ариадна хотела оттолкнуть Червоточина, но тот перехватил ее руки, черное пятно погрузилось в чрево. Выглядело пугающе, как в кошмарном сне, и Корнелий с трудом удержался не отвести взгляд от невероятной картины – будто голова Червоточина полностью уместилась во чреве Ариадны. На лице ее – выражение крайнего изумления, затем уголки рта поползли вниз, из глаз хлынули слезы, и только потом Корнелий понял, что он видел – выражение мучительной потери чего-то очень дорогого.

А затем наваждение прошло. Червоточин сидел все там же, и только Ариадна сложила на животе руки, запоздало пытаясь защитить нерожденного ребенка. Выглядела она опустевшим сосудом.

– Опять нет связи, – сказала Пасифия. – Я бы рекомендовала отправить вас на Европу самым быстрым планетолетом.

На врача никто не обратил внимания.

– Ну, раз вы не желаете меня отсюда выпускать… пока… – раздумчиво произнес руководитель базы с вполне довольным выражением. Он и сам не желал отсюда уходить до поры до времени, – тогда подайте сюда Тяпкина-Ляпкина!

– О ком вы? – прервал молчание Корнелий. – Я тоже не уверен, что вы в состоянии…

– Брута ко мне! – не сказал, а прорычал Червоточин, и Корнелий внутренне содрогнулся, потому что вдруг увидел… Или показалось? Бездна знает что! – Сейчас же! Ну!

– Патрон вызывает Брута в медотсек, – скороговоркой произнесла Пасифия в интерком. – Брут, прошу срочно прибыть в медотсек.

Ариадна растерянно посмотрела на Корнелия, тот еле заметно пожал плечами, качнул головой. Интересно, видит ли она то же, что и комиссар? Корнелий сомневался. Тем временем Червоточин осторожно спустился с койки, поправил простыню и, держась рукой за поручень, обошел ее, шаркая ногами. Ариадна хотела поддержать его, но тот отмахнулся. Корнелий внимательно наблюдал, как передвигался Червоточин, и каждый новый шаг его все меньше нравился комиссару. Сначала он решил, что тот ничего не видит, поэтому и не отпускает леер, да и как Червоточин может видеть, если головы у него нет, а на ее месте – черная дыра? То, что другие этого не замечали, не имело значения, сам-то Червоточин знал, что лишился важной принадлежности тела.

Однако то, как шел Червоточин, отнюдь не напоминало неуверенные шаги слепца. Он видел, и видел, судя по всему, отлично, но вот там, где его ступня готовилась соприкоснуться с поёлами, происходило нечто невиданное. Корнелий присмотрелся. Возникало ощущение, что дырчатые пластинки вспучивались навстречу ступне Червоточина, а затем продавливались, когда тот переносил на ногу всю тяжесть тела. Твердая поверхность больше не являлась таковой, она колыхалась, по ней разбегались волны, и Корнелий еле удержался, чтобы не сделать шаг навстречу колыханию и убедиться в его реальности, а также не отпрянуть, когда некоторые из волн почти добегали до места, где он стоял.