Михаил Савеличев - Лабиринт для Минотавра [litres]

– Нет, – отрезала собеседница и погрузилась в молчание.

Корнелий попытался с другой стороны:

– Тут по неотключаемой линии трансляции звучит музыка. Кажется, джаз… Это тоже распоряжение руководства?

– Червоточин любит подобную музыку, – сказала Ариадна. – Особенно Телониуса.

– Кого?

– Древний джазовый музыкант Телониус Монк. Примары Червоточина отыскали его записи, вот и пускают для вдохновения в круглосуточную ротацию… Но ведь это лучше, чем стук метронома, полагаю?

– Несомненно, – согласился Корнелий. – А кто такие примары?

– Он так называет своих гвардейцев… приближенных… в общем, учеников.

– Простите, Ариадна. – Он покусал губы, но все же решился: – У меня создалось впечатление, что вы… что вам здесь… В общем, это не то место, где вы хотели быть. Конечно, мой мандат комиссара по братству не дает права вмешиваться в личную…

– А человека? – прервала его Ариадна.

– Простите?

– Мандат человека дает вам такое право?

Корнелий уже открыл было рот, чтобы ответить, но тут он увидел это. Даже не так. ЭТО. В первые мгновения он подумал, будто изображение, снимаемое датчиками и передающееся на щиток шлема, исказилось скачком напряжения в электрических цепях, по нему пошли помехи, и надо подождать, пока контролирующая система их устранит. Но потом Корнелий понял, что ошибся. Гигант будто отразился в луже, в которую хулиганистый мальчишка со всего размаха швырнул камешек. Ровная гладь водного зеркала пошла концентрическими волнами. Такие же волны побежали по поверхности Юпитера и дальше, захватывая тонкие серебристые линии колец, диск убегающей, но так и не успевшей это сделать Европы, и еще несколько тусклых дисков помельче – безымянных отпрысков плодовитого гиганта, так и не получивших настоящие имена в ту эпоху, когда каждое небесное тело Солнечной системы их удостаивалось, а потому помеченных на щитке гермошлема буквенно-числовым кодом.

Волны расходились, охватывая весь свод мироздания. Корнелию невыносимо захотелось зажмуриться, не от тошноты, нет, а от дикого ощущения обрушения того, что именовалось Lebenswelt, «жизненного мира», этот мир воспринимается без декартовского сомнения, фундамента, основания, без него невозможно человеку существовать, как невозможно ходить, если под ногами исчезла опора. Но он заставил себя смотреть, впитывать, запоминать, чтобы затем в подробностях мысленно воспроизвести то, что наверняка не оставит следов ни в записях наблюдательных приборов станции, ни в записи датчиков их с Ариадной скафандров.

Когда они вернулись на станцию, Корнелий попытался помочь Ариадне разоблачиться, но она оказалась ловчее его и быстрее справилась с громоздкой оболочкой, пока комиссар, чертыхаясь, пытался усмирить магнитные защелки гермошлема. Стряхнув с себя скафандр, как лягушачью шкурку, Ариадна в одном нижнем белье присела на скамеечку, стиснула ладони коленями и смотрела в пол, ожидая Корнелия. Промокшие от пота рыжие кудри облепили череп и щеки, сделав ее еще более некрасивой. Может, вид Ариадны и заставил Корнелия сказать то, что он давно хотел, с самой первой их встречи:

– Вам нужно улететь отсюда. Вернуться на Землю, к людям…

Она медленно покачала головой.

– Вы беременны… вам нельзя подвергать опасности себя, – горячо продолжил Корнелий, опасаясь, что Ариадна прервет разговор и он больше не осмелится ей это предложить. По Юпитеру бежали волны, как по изображению на экране, и это придавало, как он думал, больше весомости его словам. – Мой «Тахмасиб» в вашем полном распоряжении. У меня здесь еще дела, но вы можете улететь хоть сейчас. Там есть все необходимое. Он опасен, вы же понимаете…

Ариадна пожала плечами:

– У него замашки бога, но что тут удивительного? Наука порвала с религией, чтобы самой занять ее место. Во имя науки принесено столько жертв, сколько не снилось и самому свирепому инквизитору. Но какая религия без бога? Даже если это наука? Вы читали сказку «Карлик Нос»?

Корнелию показалось, что он ослышался.

– Гауф? Да, конечно… но какое отношение…

Ариадна встала, посмотрела на Корнелия.

– Перечитайте. Может, тогда поймете – отсюда не улететь. Никому и никогда. Здесь даже умереть невозможно.

Она шагнула к валяющемуся неопрятной грудой скафандру, покопалась в складках, извлекла ракетницу, широко разинула рот и нажала кнопку.

Это произошло настолько быстро и буднично, что Корнелий не успел среагировать. В первый раз в жизни он увидел, как взрывается человеческое тело. Всё. Полностью. От макушки до пяток, превращаясь в облако кровавых ошметков. Будто вспышка сверхновой. Взрывная волна в замкнутом крошечном помещении отбросила Корнелия на переборку, но, к счастью, покрытие смягчило удар, да и сказалась закалка организма, многократно переносившего перегрузки в десятки «ж». Но вот предохранительные цепи сознания не выдержали. Мрак сгустился, Корнелий попытался вырваться из ледяных щупалец, но не смог.