– Так, народ, мы готовы войти. Приборы говорят, что на той стороне так же холодно, так что не расстегивайте костюмчики.
Я услышала звук, будто зритель кашлянул в полной тишине театрального зала. Кто-то – возможно, Николоси, возможно, Норберт – снял оружие с предохранителя. У меня не было выбора, кроме как взять ружье на изготовку.
– Открывай, – тихо сказал Мартинес.
Дверь бесшумно отворилась. Лучи фонарей вонзились в темную пустоту, явив взору более обширное пространство, чем я ожидала увидеть. Соллис наклонилась внутрь дверного проема, ее луч скользил по поверхностям, выхватывая деталь за деталью. Я увидела блеск стеклянных предметов, чьи ряды тянулись в бесконечность; потом он пропал.
– Докладывай, Ингрид, – велел Мартинес.
– Думаю, можно идти. Мы вышли возле стены, а может, пола – чего-то такого. Тут петли, поручни. Они куда-то ведут – должно быть, в следующую комнату.
– Стой, где стоишь, – велел Николоси, находившийся прямо передо мной. – Я опять иду первым.
Соллис посмотрела назад и проглотила комок в горле:
– Хочешь прикарманить все самое интересное? На этот раз я сама справлюсь.
Николоси поморщился. Не думаю, что он обладал чувством юмора.
– Можешь взять мое оружие.
– Я и так крутая, – после некоторого промедления ответила Соллис.
Я не осуждала ее: одно дело – возглавлять группу в узком коридоре, и совсем другое – на прогулке по огромному темному помещению. В коридоре ничто не может внезапно выскочить и схватить тебя.
Соллис с опаской шагнула в проем.
– Медленно и осторожно, Ингрид, – сказал позади меня Мартинес. – Времени у нас достаточно.
– Мы сразу за тобой, – добавила я, чувствуя, что она нуждается в моральной поддержке.
– Я в порядке, Диксия. Просто не хочется потерять опору и улететь хрен знает куда…
Ее движения стали размеренными, она осторожно перемещалась по залу, от одной петли до другой. Николоси шел следом, я старалась не отставать. Если не считать наших движений и работы систем скафандров, на судне было тихо, как в могиле. Но тьма была неабсолютной.
Теперь, когда мы вошли внутрь зала, перед нами тусклыми пятнами в неверном освещении стали открываться его тайны, тянущиеся вдаль, во мрак, на неизвестное расстояние. Здесь имелось свое освещение, просто слишком слабое, чтобы заметить его, пока не окажешься внутри.
– Что-то шевелится, – сообщила Соллис.
– Мы знали, – успокаивающе напомнил Мартинес, – мы всегда знали, что судно спит, а не умерло.
Я повернулась и поискала стеклянные предметы, чье мерцание видела раньше. По ту сторону прохода с поручнями луч освещал сотни прозрачных контейнеров. Каждый контейнер был размером с нефтяную бочку, скругленный поверх, и опирался на стального цвета подставку, оборудованную дисплеями, пультами и входными гнездами. Контейнеры стояли в три яруса; второй и третий контейнеры – вертикально над первым, на скелетном каркасе. Большинство подставок были отключены, но примерно у одной из десяти светились дисплеи, на них поступал поток данных.
– О господи! – ахнула Соллис, и я поняла, что она тоже это видит.
В контейнерах содержались человеческие органы: питаемые по тонким шлангам и электрическим проводам, они плавали в зеленоватом химическом растворе. Я не сильна в анатомии, но узнала сердца, легкие, почки, змеевидные спирали кишок. А еще шарики глазных яблок, десятками, подобно морским анемонам, растущие в отдельных емкостях, качаясь на длинных стебельках оптических нервов; нечто похожее на кисти рук или целые конечности; гениталии, кожа и мускульные маски безглазых лиц… Каждая часть тела встречалась неоднократно и имела различные размеры, выстроенные по ранжиру от детских до взрослых; отдельно мужские, отдельно женские; и даже в зеленой мути физраствора можно было различить вариации в цвете кожи.
– Спокойно, Ингрид, – сказала я, но эти слова скорее предназначались мне самой, чем Соллис. – Мы же в космическом госпитале. Это был просто вопрос времени – как скоро наткнемся на что-то подобное.
– Эта гадость… – Николоси понизил голос. – Откуда она взялась?
– Два основных источника, – ответил Мартинес слишком спокойным голосом, и это мне не понравилось. – Не всех, кто попадал на борт «Найтингейл», удавалось вылечить, – очевидно, это судно было не более способным на чудеса, чем остальные орбитальные госпитали. Везде существовала практика, что умерший жертвовал свои части тела для дальнейшего использования. Полезные ресурсы, конечно, но они никогда не восполняли основные расходы хирургов «Найтингейл». По этой причине на судне имелось оборудование, производящее собственные органы на основе широко известных принципов использования стволовых клеток. Органы выращивались круглосуточно, чтобы в этом банке всегда был полный запас.
Читать дальше