Агата Озолс - Мишка и Трубочист

В таком наряде Мишель была как-то особенна соблазнительна, и Михаэль на секунду задумался: а не остаться ли дома? Потом он вспомнил, какой заледенелой она была в его постели, и решил, что с сексом спешить не будет. Нужно сначала отогреть Снегурочку, а потом уже можно будет впечатлять ее своими сексуальными подвигами.

Пока они провожали Старый год (Михаэль предложил сделать это дома), выяснилось, что она на полном серьезе решила, будто он чистит камины. Михаэлю пришлось сознаться в своем маскараде, причину которого он объяснил довольно обтекаемо. Вдруг Мишель обидится, если узнает, что он спорил на такую скользкую тему. Ему не хотелось бы выглядеть в его глазах плохим парнем.

Они успели поесть, выпить чаю и даже выяснить, что Михаэль совершенно свободен. И в эту ночь, и вообще.

На площади уже была уйма народа — и таллинцы, и приезжие туристы. Играла музыка, взрослые пили глинтвейн, дети носились вокруг елки. Шум, суета и всеобщее веселье. Он даже залюбовался этой картинкой, так напоминающей новогоднюю поздравительную открытку. А потом сделал две вещи: напоил свою женщину горячим глинтвейном и купил ей варежки. Белые, шерстяные, с вышитой серой овечкой и теплой флисовой подкладкой, чтобы шерсть не колола ее нежные ладони.

Михаэль подумал, как ему повезло: он оказался в самом красивом городе мира с самой замечательной женщиной на свете.

И когда, ровно в двенадцать, над Ратушной площадью разнеслось: «Happy new year» и зазвучала знаменитая песня «ABBA», Михаэль загадал: пусть у них все получится. А потом достал из кармана парки приготовленный подарок — золотую пуговицу от куртки трубочиста. Пусть она загадывает свои желания, хоть по несколько раз в день, а он приложит все силы, чтобы их исполнить.

Правы те, кто утверждает, что Новый год нужно встречать с близкими людьми.

Он видел Мишель третий раз в жизни, но каким-то непостижимым для себя образом уже считал своей. Нет, не в плане физиологии. Чувство, когда она была рядом, было значительно тоньше по ощущениям, сложнее, многограннее. Оно вызывало в памяти те книги, которые он читал в детстве и юношестве. Дюма, Сабатини, Куприн, Тургенев и Джек Лондон. Там герои всегда встречали каких-то особенных, необыкновенных женщин. И любили их особенной, необыкновенной любовью.

Глядя, как она пьет обжигающий глинтвейн маленькими, осторожными глотками, как кутается в его шарф или поправляет постоянно сползающую на глаза шапку, Михаэль не мог не отдавать себе отчет в том, что эта женщина затягивает его в водоворот не испытанных им доселе чувств. Еще не любовь, но ее предчувствие. Еще не зависимость, но уже потребность. Еще не родственная близость душ, но уже ее предвкушение.

После прогулки и встречи Нового года на площади они отправились домой. Камин, столик на двоих и шампанское, которое почему-то не кажется таким противным. Наоборот, оно приятно щекочет нёбо и охлаждает бурлящую кровь.

И Михаэль, сам того не желая и не замечая, уже рассказывает малознакомой женщине о своих детских мечтах и с интересом слушает историю самой Мишель. Ту, что привела ее в его город. Он должен презирать ее бывшего мужа, поступившего с ней так низко. Он и презирает, но сквозь чувство презрения пробивается другое — чувство благодарности незнакомому и далекому мужчине, ведь если бы не его непорядочность, возможно Михаэль никогда бы не встретил Её.

И уже совершенно не стыдно сознаваться, что придя домой и не обнаружив Мишель в своей постели, он испытал горькое разочарование. И незаметно для обоих заканчивается вторая бутылка шампанского и тарелки с закусками пустеют, и когда она начинает собираться домой (как будто он бы ее отпустил!), Михаэль тут же приглашает ее остаться. И заваривает чай, и непринужденно шутит, и старается показать себя с как можно лучшей стороны.

На самом деле у него в голове уже крутится мысль, как бы уговорить ее задержаться в Таллинне, но он пока не решается озвучить ее вслух, боясь спугнуть эту удивительную женщину. Вместо этого он рассказывает ей о бабушке, живущей в Тарту и, видя ее заинтересованность, как бы в шутку предлагает составить ему компанию и поехать, навестить его пожилую родственницу.

Но волшебная ночь уже на исходе, пора спать. Вот тогда Мишель говорит, что не хочет заниматься с ним сексом.

Внезапно эта фраза обижает его. Не ее нежелание близости, а сама фраза. Почему-то ему начинает казаться, что она ожидает от него, Михаэля, чего-то плохого и заранее готовиться дать ему отпор. От того, наверное, его ответ звучит излишне резко: