Дмитрий Тагунов - Меня нет [Сборник]

Быстро высвободив правую руку из пиджака, я немедленно вернул её к роялю и проделал те же манипуляции с левой рукой. И только тут я вспомнил, что моя рубашка настолько влажная от пота, что облепила мне спину — не самое привлекательное зрелище, особенно для женщины. Но блондинка не обратила на это никакого внимания, снова коснувшись моих плеч и начав их постепенно массировать.

Похоже, она понимала в этом толк! Постепенно исчезла боль, сошло оцепенение, схлынула усталость. Очень скоро я почувствовал, как кровь разливается по телу, и к ватным пальцам возвращаются твёрдость и сила.

Музыка снова полилась над залом в полную мощь, уняв всякое движение в рядах наших конвоиров.

Не сказать, что мне стало намного легче держаться, но всё-таки угасшая было надежда на спасение получила надёжную опору. Блондинка подала пассажирам хороший пример. Мне помогли утолить жажду и голод. Массировали конечности. Обтирали сухими полотенцами. Даже помогли справить малую нужду, что выглядело совсем уж дико.

Вся жизнь в этом зале сосредоточилась вокруг меня.

На исходе восьмого часа меня посетила мысль, что инопланетные захватчики вовсе мне не враги, а даже наоборот: это моя гвардия, которая обеспечила мне власть над всеми уцелевшими пассажирами. И пусть где-то на периферии сознания ещё оставалось чёткое понимание, что я начинаю бредить, но новая мысль, если честно, оказалась приятной.

На девятый час моего бенефиса я уже не просил, а приказывал людям, и они выполняли мои прихоти без лишних вопросов. Мы все отныне представляли собой недолговечную, но стабильную систему, центр которой занимал один только я. И мои способности, оказавшиеся в данной ситуации уникальными, ценились теперь дороже жизни, поскольку именно ими и обеспечивалась наша жизнь.

Ещё мне казалось, что вскоре я смогу управлять и плоатами. Наблюдая за ними столько часов подряд, я заметил, что они становятся подвижнее, если спадает темп, а мелодия становится простой. Если же музыка убыстрялась, то пришельцы стояли как вкопанные, лишь иногда звонко подрагивая конечностями в такт моей игре. Плоаты никак не реагировали на повторяющиеся мотивы, и потому я не испытывал трудностей в выборе того или иного произведения.

Я словно божество, одной лишь своей волей заставившее врагов послушно застыть на месте. Только один плоат беспокоил меня — тот самый командир с жёлтыми чешуйками. Его движения отличались от движений сородичей, и вообще, он был заметно подвижнее остальных.

На десятом часу и так тускло светившие люстры начали медленно, угрожающе гаснуть, погрузив обеденный зал во мрак. Теперь я не видел ни клавиш, ни людей, ни пришельцев. Остались лишь музыка и ощутимый испуг моих слушателей.

— Только бы гравитаторы не отключились, — немного в стороне тихо пробормотал толстяк из обслуживающего персонала. От этих слов стало особенно жутко.

Лайнер летел сквозь космическую пустоту без человеческого присмотра, работая автономно. Никто не проверял бортовые системы. Не сверялся с картами. Не следил за приборами. Компьютеры не отмечали признаков жизни в пустых каютах, внося поправки в реестры автоматических функций. Некому было отладить систему смены дня и ночи. Дремали в компактных ячейках роботы-уборщики. Напрасно ожидал приказов командный терминал на мостике.

Корабль-призрак летел сквозь мрак, невидимый, потерянный и почти мёртвый.

У кого-то из пассажиров нашёлся фонарик, и я попросил его светить на циферблат, висевший на противоположной стене. Туманное пятно света подрагивало, как и фонарик в руках своего владельца, и в редких отсветах я мог видеть на клавишах рояля засохшую кровь. Пальцы мои онемели настолько, что уже не чувствовали боли. Ещё немного, и, кажется, они вовсе отвалятся, истёртые до костей, изношенные и истощённые бесконечной игрой.

Я терял силы. Плечи бессильно опали, да и сам я подался вперёд, нависнув над роялем и ощущая, как ставшее чужим тело медленно покидает жизнь.

Невыносимая пытка временем, в которой тишина равносильна смерти.

Прошло одиннадцать часов с момента этой странной схватки за жизнь, когда в зале раздался мощный звенящий грохот. За ним последовал ещё один и ещё. От испуга я перестал играть, пытаясь понять, что происходит, но единственный человек, у которого был свет, умудрился в страхе выронить фонарик, и тот покатился по полу, выхватывая из темноты смутные силуэты захватчиков. Похоже, один из них отчего-то упал, задел второго, тот задел третьего, и так сразу несколько плоатов оказались на полу, оглушительно загремев металлом. Остальные продолжили стоять, не обратив на это никакого внимания.