Дмитрий Орёл - Мю Цефея. Игры и Имена

От слепящего света в мире стало темно.

У большой мечты был большущий разлет осколков. Космоплан рванул мясистым мертвым салютом Победы. Небо обуглилось.

И все удивленные граждане увидели, как над нашей Родиной-Уродиной восходит солнце мертвых в форме ядерного хуя.

Хой!

Меньше, чем через год, здорово-и-вечно одной многострадальной страны перестало существовать, красные звезды на воротах перерисовали в цветы, цветы рассыпались лепестками. Раздолбанное здание коммунизма снесли ко всем чертям, а на освободившемся месте построили баню. Нормальную такую, с бассейном и шлюхами. Куда-то слилась советская мечта, а про русскую мечту никто ничего не знал. Солдаты, многие годы взбиравшиеся на вершину пищевой цепи в Афганистане, по приезде на этой же цепи повеселись. И все стало как раньше. Только совсем по-другому. Мнения разложились на плесень и липовый мед. Одни с теплой улыбкой ностальгировали по пионерской эстетике и кино за рубль с носа. Другие говорили: «СССР СССРал ГУЛАГами!» Мы застряли в баге между туманом войны прошлого и кальянным дымом будущего. И стали просто жить.

Но это потом. А сейчас умирающая империя в прямом эфире разразилась в космос последним выдохом господина ПЖ. И бесконечность как-то внезапно закончилась, и все бессмертные умерли.

Я отошел в сторону.

Я слышал крики.

Я почувствовал, как у меня трясутся руки.

Жаркий день душил, и я нигде не мог найти тень.

Я вытер пот со лба. Пот был холодным.

Под каким-то ржавым гаражом, в пыли — я сел. Я вскрыл коробку выброшенной в гравий отверткой. Пропорол.

За моей спиной раскаленной лампочкой застыл над землей взрыв. Взрыв этот был призраком несбывшегося Иерусалима, туманным очертанием воздушного замка, до которого нам никогда не добраться.

А в моей коробке лежал черный пейджер «Motorola Advisor». У него был болотный экран с надписью «АЛЬФАКОМ», стрелочки в углу и две кнопки: зеленая и красная.

А еще была записка от Поганкина. Одно черное слово на белой бумажке:

«Мечтай!»

— Я! Знаю! Пять! Имен! Девочек!

Алена — раз! Светлые волосы разлетаются невесомо, летят за ней тонкой паутинкой, щекочут лицо тем, кто встает сзади, чтобы закрыть ей глаза руками — угадай кто? Она не угадывает, она смеется, она ждет того КТО. Но он не закрывает ей ладонями глаза, ему кажется, что его кожа расплавится от соприкосновения с ее кожей или он отравит ее одним касанием, он ходит вокруг, не встречаясь с ней глазами, а ее взгляд повсюду, куда ни повернись, — светло-серые глаза смотрят ожидающе и задорно, но он чувствует внутри нее темноту, иначе как бы она оказалась здесь?

Марта — два! Марта как с картинки — аккуратная стрижка, блестящий шлем темных волос, длинные ресницы, белоснежные зубы. Как с упаковки печенья или рекламы сока. Марта в детстве снялась в рекламе, и теперь со всех баночек детского питания «Гипербэби» смотрит ее пухленькая мордашка. Она заходит в супермаркет как в ад своего детства, в бесконечный фотоальбом, где повсюду она, она, она и еще тот негритянский мальчик с быстрорастворимого супа. Марта никогда не улыбается.

Илона — три! Хитрая лиса, русые косы, притворяется невинной овечкой, простой девчонкой. Никому не расскажет, что делала в тех развалинах, никто не узнает, с кем целовалась под лестницей, почему у нее золотая медаль и красный диплом, куда уехала ее сестра. Илона перекидывает из ладони в ладонь спелое желтое яблоко, Илона хочет быть Еленой, но может быть только Арахной. Но пока все это поймут, станет поздно.

Варвара — четыре! Ее зовут Барби, она для всех Барби, хотя похожа на Барби меньше всего. Она валькирия, безумная воительница, она выше ростом даже Игната, у нее длинные пальцы и тонкие щиколотки, у нее роскошная грудь и взгляд пули, ждущей тебя в черном дуле винтовки. Барби — это отстраниться, переиначить, переселить могучий ясень на чужую почву в надежде, что корни засохнут и он умрет. Барби все равно, на что они надеются.

Дебби — пять! Дебби стоит в стороне, Дебби не говорит по-русски. Она хотела просто пошутить, она не знала, что отказаться нельзя. Дурочка Дебби. Добрая Дебби. Динь-динь, Дебби, динь-динь, долгая дорога до дома, да дубовые доски домовины.

— Я! Знаю! Пять! Имен! Мальчиков!

Игнат — раз! Высокий Игнат, самый младший, самый наивный. Игнат мечтает о мече, чтобы повергнуть врагов, но у Игната только нож с рынка. Лезвие болтается в рукояти, таким и промахнуться можно. Ничего больше нет у Игната.