Дмитрий Орёл - Мю Цефея. Игры и Имена

— А ведь вся эта история случилась из-за сущего пустяка. Из-за моей милой, дорогой Мод.

Октавия легко провела куклой по коже Барона. Ее истерзанное платьице окрасилось кровью.

— Неужели ты не мог выбрать кого-нибудь попроще?

— Т-ты…

— Я, я. — Она встала и лениво пнула его под ребра.

Ей надоел этот разговор. Мод при ней, Барон валяется у ног — можно было спокойно возвращаться домой. Возможно, стоит захватить и сувенир: ее взгляд замер на неподвижном Жуке.

Октавия обернулась и увидела, как Мари шарит в ее сумке. Перебирает кристаллы, тихо и осторожно прощупывает дно. Октавию не стоило злить. Жаль, что Мари этого так и не поняла.

Октавия выудила из кармана иглу и поднесла к Мод. Хмыкнула и вонзила ее в центр кукольного тела, в особо крупное кровавое пятнышко. Барона Самди выгнуло дугой — он зашипел, задрожал, из груди повалил дым. Позади, в коридоре, Мари вторила ему тоненьким голосом — она так же билась в судорогах, разве что не дымилась. Октавия примерилась и ткнула иглой в глаз. Мари завыла громче Барона, заколотила головой о пол.

Из темного домика долго доносились крики. На них никто не обращал внимания.

Вход в портал сторожила та же любопытная горгулья. Она встретила Октавию как родную: выставила клыки в радостном оскале и даже попыталась обнять.

— Домой? Дела сделаны? Довольны ли вы путешествием и нашими услугами?

Из портала выбрался взъерошенный Жук. Он тащил сумку Октавии, потертый саквояж и огромный туристический рюкзак.

— Ну ни хрена себе! А у вас тут всегда так темно? И небо черное? У вас что, солнца нет?

— Сейчас ночь.

— А-а, это многое объясняет. — Пристыженный Жук на время умолк.

Октавия взяла у него сумку и протянула ее горгулье.

— Дела в порядке. Путешествие было… любопытным. Вашими услугами удовлетворена.

— Книгу отзывов не дополните? — Горгулья вытащила из-за спины огромную книгу, прикованную цепью к стене.

— В следующий раз. Кстати, оформите: Жук, вассал Раду.

Горгулья споро застрочила в другой книге, толще прежней.

— И еще сувенир. В сумке.

Цепкая лапа подняла за волосы отрезанную голову. Октавия улыбнулась ласково-ласково, так что горгулья предпочла побыстрее спрятать сувенир обратно.

— Держите, это ваше. Приходите к нам еще!

Загрохотал металл: из окна вниз пополз ржавый трап. Жук спускался первым, рискуя свалиться вниз и свернуть шею.

— А это река? У вас и реки есть? Круто! А это город? А где замок? Я думал, у вас тут замки, короли, ну типа полное средневековье. Лошадки там, рыцари. А это дракон?! Реально?! Дракон! Эй, дракон! — Он замахал саквояжем. — Блин, не заметил меня… Ну, хоть сфоткать успел. Сеть не ловит. Чего она не ловит? У вас сети нет?!

Октавия хмыкнула и обогнала расстроенного Жука. Она шла по улице, подбитые каблуки новых сапог звонко цокали по булыжнику, и встречные люди и нелюди спешили поздороваться с той самой Октавией Раду.

Приятно вернуться домой. Да еще и в обновке. Сапоги из черной кожи с клубками разноцветных змей сидели идеально. Ручная работа. Отличная кожа.

0

В нашем дворе стоял танк. Прямо между качелями и клумбой — Т-26 с Великой Отечественной. Его вроде как для памятника еще лет десять назад везли в центр, но по бумагам вышла ошибка. Поднялся скандал, а танк так тут и остался. Люк ему, конечно, заварили, еще и оградку выстроили. Шло время, мы читали журнал «Юность» и слезно провожали олимпийского мишку в какой-то олимпийский рай, а танк все стоял. Ребзя гоняли в футбол на коробке и бегали в кинотеатр смотреть «Спортлото-82», а танк все стоял. И даже когда брежневский пиджак упал саваном — танк никуда не делся. Зимой мы штурмовали его, как снежную крепость, а летом на нем спал одноухий кот Соломон. Дворник нехотя сметал с башни палую листву. На субботнике в камуфляж вдыхали новую жизнь, выводили красную звезду и отскребали наклейки. Однажды Вася Гречко́ нацарапал сбоку фломиком: «ЗА АТЕЧЕСТВО И РОДИНУ-УРОДИНУ!!».

Танк крепко врос в нашу действительность и остался там каким-то странным уравнением детства. Вот этим, пахнущим грибным дождем и зеленкой с разбитой коленки. Этим, в котором не существовало слов «постмодернизм», «пневмония» и «прибыль». Этим уравнением без переменных, накаляканным на пионерском знамени цветными мелками. Танк посреди детской площадки.

Сейчас уже трудно установить, почему вместо военной машины мы видели те самые крылатые качели. Мне кажется, всему виной некая «большая мечта», которую нам с рождения вколачивали в сознание, как ледоруб в череп Троцкого. Без усложнений и подробностей, без домыслов и последствий — танк просто должен был выстрелить, пусть даже по детской площадке.