Дмитрий Орёл - Мю Цефея. Игры и Имена

Продавцу его болтовня надоела раньше.

— Продаешь или уходишь?

Октавия оглянулась: волосатая смуглая пятерня ласково оглаживала крышку шкатулки. От серебряной вещицы так и несло магией. Она сгребла шкатулку, подхватила Жука за руку и потащила его наружу, в слепяще-белый мир.

— Двадцать! Эй, слышишь? Даю двадцать!

За порогом она обернулась и осмотрела свою марионетку еще раз. Молодой, сильный. Под глазами синяки. Рожа подозрительная — такие обычно своей смертью не умирают. Сойдет для короткой вылазки. Потом Октавия распахнула шкатулку и не смогла сдержать радостного вскрика. Сердце! И расписка. Ну, теперь кошке драной от нее никуда не деться.

— Пошли.

— Куда? — Жук говорил, а ноги сами несли его домой. — Если ко мне, то предупреждаю сразу — красть там нечего, а я невкусный и больной, на органы не сгожусь.

— Сгодишься.

Дальше они шли молча.

Барон Самди негодовал. Возмущался. Гневался. Мари носила ему холодный чай, массировала ступни, пряча отвращение от вида желтых растрескавшихся ногтей, даже купила свежей крови у знакомого бомжа. Все было зря.

— Мари, жарко!

— Мари, чаю!

— Мари, да сколько ты будешь там возиться? Иди сюда!

К середине дня он достал ее своими придирками и нытьем. Подумаешь, какая-то ведьма из другого мира пришла за своей дурацкой куклой. Отдал бы и все дела. Но нет, вцепился в нее, как младенец в титьку, из рук не выпускает.

Мари злобно зыркнула на истерзанную куклу и отвернулась к шкафчику. Надо было перебрать припасы. Уж очень сильно они вчера повеселились.

Мешочки наверх, склянки вниз. Протереть полочки от вездесущей пыли. Капнуть масла в замок. Заменить цветы в вазе. Проверить шкатулку. Только вот ее не было. И под шкафчиком не было, и под скамейкой тоже, и даже в доме она не отыскалась.

Мари закусила губу: унести ее мог лишь вчерашний придурок. И что он с ней делать будет? Сердце с распиской ему ни к чему, магии в нем нет совершенно. Выбросит или продаст, а ей служи Барону ни за что до конца времен. Носи чай, разминай ноги, ищи глупые наивные души.

Через пять минут она уже вышагивала по улице с рюкзаком. Ну его, такого покровителя! Можно подумать, никого сильнее не завезли. Вон кузен Жан, тоже ведь жрец, но никакого сердца своим духам не отдавал, батрачить вечность не клялся. Решено! Пересидит пока у него, а потом или веру сменит, или что-то еще придумает.

Октавия развалилась на кровати в одежде и обуви. Жук обязательно что-нибудь сказал бы, но сейчас ему было не до того — он перевязывал бинтом аккуратный порез на предплечье.

Конечно, силу можно было восстановить и сексом, но кровью проще. Легче. И не надо контролировать себя, чтобы случайно не вычерпать все до донышка. Теперь осталось только отобрать Мод, и можно назад домой. Октавия достала из шкатулки сморщенное сердце и аккуратно отковырнула серый кусочек. Обнюхала его, поморщилась, но все же положила на язык и проглотила.

— Фу! — не выдержал Жук. Теперь она могла бы полностью лишить его воли, но почему-то не спешила этого делать.

— Это еще не самое мерзкое.

— А вдруг у нее гепатит? Или ВИЧ? Или и то и другое?

Октавия только хмыкнула и полезла к тумбе, на которой лежала ее сумка. Достала парочку кристаллов поменьше и бросила их на кровать, к плошке со следами крови на стенках.

Жук даже поддался вперед. Такого колдунства он еще не видел, хотя успел и дома, и тут навидаться всякого. Одни проповедники со змеями чего стоили! А кузина, которую из комы вывели с помощью молитвы? Не все, конечно, верили в божью благодать, но их смерчем зашибло. То-то, каждому по вере его.

Октавия легла навзничь: вытянула ноги прямо, положила кристаллы на глаза и прижала их ладонями. По линиям узорных татуировок пробежали огоньки. Белые. Лиловые. Снова белые.

— Ну один в один гирлянда, — восхищенно выдохнул Жук. — А ты еще что-нибудь умеешь? Там это… демонов вызывать, ставки угадывать… О, а давай в лотерею сыграем? Деньжат срубим. Не, тебе они наверняка не нужны, а я б не отказался. Так что? Я пойду? Куплю билетик.

Октавия смахнула с лица искрящуюся пыль, в которую рассыпались кристаллы, села и потянулась за сумкой.

— Ну ничего страшного, вдвоем сходим. Так даже правильней — увидишь, что я тебя и не думал обмануть.

Жук пристроился у нее за правым плечом, громко и шумно дышал, но сдерживался — ничего не спрашивал. Дома вдоль дороги становились все ниже и ниже, врастали в землю, оплетали корнями мертвых предков, на костях которых и вырос город. Солнце садилось, но напоследок словно решило выжечь весь воздух.