Уильям Берроуз - Дикие мальчики [litres]

– Это Джимми Проныра. Он курьер спецдоставки.

Они обменялись несколькими фразами на языке, представлявшем собой транслитерацию пиктографического языка, известного всем диким мальчикам в этих краях.

– Он говорит, впереди барьер времени. Очень плохо.

Из корзинки, закрепленной на руле велосипеда, Проныра достал плоскую коробочку и протянул ее Фишке.

– Он дает нам киногранаты.

Открыв коробочку, Фишка показал мне шесть маленьких черных цилиндров. Проныра оседлал свой велосипед, покатил по улице и исчез в сполохах цветущего гибискуса. Мы двинулись дальше на север через предместья. Дома становились все меньше и неказистее. Угроза и зло туманом нависли над пустыми улицами, в воздухе появился холодок. Мы завернули за угол, и от резкого ветра Фишка покрылся гусиной кожей. Он беспокойно принюхался.

– Мы подходим к плохому месту, Джонни. Нужна одежда.

– Давай поищем, вдруг здесь найдется что-нибудь.

За пустырем стоял просторный дом, какие строили на ранчо, этот явно возвели до того, как предместье пришло в упадок. Через дыру в изгороди мы пробрались во двор, миновали развороченную площадку для барбекю. Боковая дверь была открыта. Мы очутились в помещении, служившем кабинетом. В ящике письменного стола Фишка нашел тупорылый револьвер тридцать восьмого калибра и коробку с патронами.

– Ух ты! – заорал он и сунул находку в ящик для чистки обуви.

Мы пронеслись по дому словно смерч: Фишка вытаскивал из шкафов костюмы и спортивные пиджаки, прикладывал их к себе перед зеркалом, открывал выдвижные ящики, хватал, что нравилось, а остальное вываливал на пол. Его глаза сияли, а возбуждение росло, пока мы бегали из комнаты в комнату, бросая одежду, которая могла бы нам подойти, на кровати, стулья и диваны. Я ощутил в паху напряжение, как перед поллюцией, будто во сне собираю вещи, и до отплытия всего несколько минут, и ящиков с одеждой, которую надо упаковать, все больше и больше, а пароход уже гудит в гавани. Когда мы переступили порог маленькой гостиной, я погладил белые гладкие ягодицы Фишки, который шел впереди, и он обернулся ко мне, скребя у себя в паху.

– Это очень меня заводит, ми-и-истер.

Он сел на кровать и стащил плавки, и его член поднялся, выделяя смазку.

– Ух ты! – Он лег на спину, опираясь на локти и дрыгая ногами. – Подрочи мне.

Я сбросил плавки и сел рядом с ним, втирая смазку в головку его члена, и через несколько секунд он кончил. Мы приняли душ и отобрали одежду, или, точнее, одежду выбрал я, поскольку Фишке по вкусу пришлись в основном яркие спортивные куртки, широкие галстуки и соломенные шляпы. Я отыскал для него голубой костюм, в котором он выглядел как школьник 1920-х годов на каникулах. Для себя я выбрал серый костюм из королевской шотландки и мягкую шляпу зеленого фетра. Запасное оружие и патроны мы упаковали в портфель вместе с киногранатами, которые дал нам Проныра.

Рыбные запахи и мертвые глаза в дверных проемах, запущенные кварталы забытого города, улицы занесены песком. Я начал вспоминать лавки скупщиков краденого, пушки и медные кастеты в пыльной витрине, дешевые меблирашки, мексиканские закусочные, холодный ветер с океана. Впереди шеренга полицейских обыскивает стоящих лицом в стену семерых мальчишек. Слишком поздно поворачивать назад, нас уже заметили. И тогда я вижу множество операторов, гораздо больше, чем привлек бы обычный обыск. Я незаметно прячу в ладони киногранату. Перед нами останавливается коп. Я выдергиваю чеку и поднимаю руки, швыряю гранату высоко в небо. Черный взрыв скрывает от нас съемочную площадку, и мы бросаемся бегом по темной улице к барьеру. Мы все бежим и бежим и, наконец, выскакиваем из черного серебряного тумана на предвечернюю солнечную улицу предместья… асфальт в трещинах и терпкий запах сорняков.

Голые мальчики стоят возле родника на фоне саванны, вдалеке голова жирафа. Мальчики разговаривают рычаньем и ворчаньем, мурлыканьем и повизгиванием, они скалят друг другу зубы, как дикие псы. Двое мальчишек трахаются, стоя, сжимая друг друга, клыки обнажены, волосы на загривках стоят дыбом, на ногах рябь гусиной кожи, они скулят и подвывают.

В садах гнилой плоти вялые чернокожие мальчики с гадкими улыбками скребут эрогенные нарывы, болезненные, гнойные, сладкие, их голые тела выделяют сепиевую дымку азотистых паров.

Зеленый мальчик-ящерица у речки с застойной водой улыбается и медленно скребет пальцем поношенные кожаные плавки.