Анна Алмазная - Мой герой

– Макс, – прошептала я.

– Да… Саша, – сразу отозвался Максимилиан, и в его голосе я услышала такие нужные мне теперь нотки нежности.

– Забери меня!

– Других слов не знаешь? – горько усмехнулся Макс. – Уже ведь забрал, помнишь? И никуда больше не отпущу.

Вот и не отпускай! Не отпускай, пожалуйста…

– Пожалуйста, – взмолилась я. – Забери меня отсюда!

От ребят, которые смотрели осуждающе! От Левого, который оставил меня одну в этом аду! От Тимофея, которого я подставила… из-за своего легкомыслия, своей глупости… не хочу… здесь, сейчас… я не хочу, чтобы они и дальше на меня смотрели… такую… с оцарапанными голыми ногами. С расплывшимся макияжем. Зареванную и с растрепанными волосами. Хватит… пожалуйста, хватит.

– Ты все слышал, – сказал Макс и развернулся со мной к виртлифту. – Поговорим, когда я вернусь.

И я так боялась этого разговора. Боялась Макса и в то же время боялась его отпустить… боялась, что он ненастоящий. Что это все мне снится, и я до сих пор дрожу в тех проклятых кустах.

Что Макс был в ярости, я чувствовала. Его руки уже не были нежными, сжимали меня жестко, до боли, мышцы напряглись, а глаза опасно сузились. Вновь замкнулся в себе, опасно замкнулся, хотя на ноги мне встать и не дал. И теперь… теперь что?

Он швырнул меня на кровать, совсем не ласково, зажег яркий свет и стянул с меня свой плащ.

– Но… – пыталась я сопротивляться, но Макс не дал:

– Как-то поздновато теперь смущаться, не так ли? Не после той ночи. Не было ведь никакой незакомки, не правда ли?

Ну вот опять об этом... так оно важно?

Я отвернулась, прикусив губу и отказавшись отвечать. Да и какого ответа он от меня ждал? Кажется, никакого.

– Это я был опоен, ты – нет. А я еще удивлялся, откуда это «Я люблю тебя, Макс»? Нравилось меня дурачить?

– Макс, я…

– Я задал вопрос – тебе нравилось меня дурачить?

– Макс! – выдохнула меня, но он меня не слушал, повернувшись к вошедшим медикам.

Ну и тут меня накрыло! Еще миг назад столь спокойная на руках Максимилиана, я вдруг отползла на дальний конец кровати. Под удивленным взглядом Макса, залитая слезами, я забилась в угол… не надо меня касаться, прошу, не надо меня касаться!

– Чего ты испугалась, дурочка? – мягко, как ребенка, спросил Макс. Вновь подошел ко мне, вновь прижал меня к себе, крепко, еще крепче, а я… я плакала, плакала ему в плечо, выплакивая этот ужас. И почти не почувствовала, как плечо укололо, и сразу стало почти все равно.

Макс поднял меня на руки, поместил в медицинскую капсулу, и сказал:

– Не бойся, тебя никто не тронет…

Меня никто не тронул. Медики удалились, Макс вновь сам вытянул меня из капсулы, опустил на кровать. А я лежала, свернувшись клубком, и тихо покачивалась на волнах спокойствия. Лекарства подействовали, растворили страх и горечь, и мне на самом деле стало все равно.

Макс сел на кровать и тихо спросил:

– Это все же была ты?

– Зачем? – тихо ответила я. – Неужели тебе проблем мало, что ты расцарапываешь раз за разом эту рану? Это было ошибкой… моей ошибкой. Тебе же легче будет, если мы забудем и пойдем дальше… ты ведь думал, что это не я. Что это Лейла… называл меня ее именем. И искал ты меня не потому, что хотел найти, а потому тебе было любопытно, кто я, какая я. Ну и? Ты увидел, какая, теперь тебе легче?

Глупости говорю, но лучше глупости, чем вот так лежать и молчать… не могу молчать. Не могу вынести этого молчания!

– Тебе ведь она была тогда нужна, а не я, – продолжила я. – Прости ее… она… так плакала тогда на той веранде…

И сразу же сама на себя разозлилась: ну вот чего я лезу, а? Это его дело, его и Лейлы… да и к чему мне ее защищать?

– Ну вот почему ты всегда все видишь? – выдохнул сквозь зубы Максимилиан.

Хороший вопрос. Только хорошего ответа у меня нет. Я вообще не понимаю, почему он сидит рядом и чего он от меня хочет, совсем не понимаю! И даже лекарства вдруг перестали действовать, хотя, вроде, были сильными. Только я уже не боялась, я просто таяла рядом с ним, и так хотела не думать, забыть обо всем. И о Лейле, и о сегодняшнем вечере, и даже о ребятах!

А он ждал… терпеливо ждал моего ответа. Не дождется! Потому что нет у меня ответа! И быть не может.

– Ну так почему? – вновь спросил он.

Вот жеж настырный, а?

– Потому что я женщина, – усмехнулась я. – Наверное. Не знаю, – и я сжалась в комок, признавшись: – Я и сама не хотела бы этого видеть. Это больно… очень…

Он вздохнул тяжело, лег на кровать и прижался к моей спине.