Александр Бреусенко-Кузнецов - Гарпии визжат

Чичеро упрямо продолжал молчать, хотя Марципарина, распаляясь, чуть ли не качала своим отчаянным криком всю преогромнейшую Белую гору, на вершине которой и стоит городок Ярал.

Увы, никакие крики так и не произвели на молчуна должного впечатления. Может, всё дело в том, что кричала она не вслух?

Но даже закричи она во всеуслышание, сотряси гору пронзительным человечьим сопрано да тяжёлым драконьим басом, что изменится? Тот, кто не желает слушать, всё равно не услышит.

Марципарина ведь знает, что имел в виду её вероломный любимый, залезая подальше от гнева драконицы в кованый сундук и упрашивая доброго Эйуоя ни в коем случае не выпускать! Конечно знает, ведь она драконица, а драконицы знают всё!

Всем своим поведением любимый мертвец ей показал, что в гробу он её видел.

Видел. Сидя. В гробу.

Испуг творит чудеса.

И речь не о том, что перепуганная царевна Оксоляна много чего учудила. Хотя и учудила, как же без этого.

Нет, вслух ничего не сказала. Лицом и жестами промолчала тоже. Но…

Многого, слишком уж многого с перепугу наболтала в своих мыслях, настолько прозрачных для Ангелоликой, насколько бывают помыслы храбрых рыцарей Ордена посланников Смерти для всеслышащего уха Владыки.

«Ой, я больше не буду! Ой, это как-то оно само собой вырвалось»… Сколько раз пойманная в ловушку собственной неискренности царевна повторяла эти бессильные заклинания?

Во внезапности испуга повинен Карамуф. Кто же ещё? Это он разубеждал Оксоляну в особом даре Ангелоликой прочитывать мысли. Смеялся. Говорил, есть не чтение мыслей, а просто их предсказуемость. Зачем читать то, что можно и так вычислить, да ещё заранее?

Царевна тогда не нашлась с ответом. И зря: достаточно было переформулировать последний вопрос, прочесть его наоборот — и Карамуф уже сам не нашёлся бы. Зачем вычислять, да ещё заранее — всё то, что можно и так прочитать в любой удобный момент? Ага, крыть нечем!

Карамуф, конечно, не старался царевну обмануть. Он искренне сомневался, что способность читать мысли у Ангелоликой есть, и даже рассказы собственных знакомых о чудесах проницательности хозяйки Цига его не убеждали. Бывают люди скептиками по натуре.

— Откуда же у Ангелоликой те секретные сведения, которые я никому не доверял? — вопрошал один из деловых партнёров банкира, тот самый, чей букет во славу красоты Оксоляны оказался щедрее прочих.

Но Карамуф отвечал, что дело, конечно же, в разветвлённой сети шпионов и разведчиков. Оттуда, дескать, у неё и ваши сведения, господин Босс!

Оксоляна же в том разговоре заявила глубокомысленным спорщикам, что сама точно не знает, но думает так: шпионская сеть у Ангелоликой, конечно же, имеется, но присутствует и чтение мыслей — ну как ему не быть, если сам Владыка Смерти ей вместо любимого старшего брата? А уж в способностях Владыки не усомнится никто. Раз никто, то и нам не след.

Хорошо ведь тогда сказала? Чудо, как хорошо! Ещё бы малость себе же самой поверить… Ну, и о мыслях своих неприличных заранее поразмыслить, чтобы так сильно не опозориться.

Ведь что получается? Ангелоликая может многое…

— Да, я могу многое, — с удовольствием признала госпожа Мад Ольгерд. То всё молчала да смотрела на весь ширящийся перепуг царевны насмешливым взглядом, а тут заговорила. Ясное дело: впервые выискала в мыслях Оксоляны что-то для себя лестное.

Да-да, многое! Раз молва о нисходящем на неё ангельском лике ничуть не привирает, а полностью подтверждается, то и насчёт чтения мыслей — всё правда. Оксоляне бы о том… А то ведь теперь… — ужас-то какой!!!

— А в чём ужас? — кокетливо спросила Мад Ольгерд.

Ясно, затем и спросила, чтобы ужас мой приумножить! Вот злобная ч… ч-человеколюбивая властительница…

— Как вы хотели меня назвать? — губы Ангелоликой иронически искривлены, а вот глаза, кажется, полны гнева. — Словом на букву «ч»?

Прости меня, Владычица, за дерзость, больше никогда не стану сравнивать тебя с глупым писчим предметом… Нет, прямо сейчас перестану сравнивать — и не упомяну слова «чернильница», как бы сильно ни подмывало…

Ой, как назло, упомянула. Не удержалась — вот дура!

— Да вы себя, как я слышу, ругаете, милое дитя?

Ругаю. Да.

— Почему же?

Потому в отношении всяких непочтительных мыслей Оксоляна положила твёрдо себе сказать: «Я больше не буду»… Но попробуйте выполнить обещание не думать о чернильнице! Поскольку мерзкий предмет возвращается, царевне придётся приискивать другие сравнения, не столь уничижающие.