Ответ у царевны, конечно, есть: ей не долили дополнительного бальзама. Подняли, как была. Карлик ли Дранг особенно пожлобился, или, скорее, некромант Квиц её сразу невзлюбил, о чём легко догадаться по демонстративной неспособности запомнить её настоящее имя, но именно на царевну отшибинской дряни и не хватило.
С одной стороны, жаль. Как поглядишь на шершавую кожу рук и ног — очень жаль. Как послушаешь скрип суставов при ходьбе — и жалко, и стыдно. А налетит ветер — Оксоляну тотчас валит с ног, так она отощала. Кожа да кости, только от неё и осталось, да и кожа присохла к костям — и не ущипнёшь. Положим, здесь не Саламин, и щипать себя она больше никому не даст, но сам принцип — жаль, жаль, пережаль-разжаль!
А с другой стороны — и к лучшему! Не закачали в её жилы оранжевого дерьма — ну и не надо! У царевны Уземфа — особая дорога. Нужно только уметь ждать — и всё будет. Привезут правильные бальзамы, дающие правильный вид и правильный цвет.
Потому-то бальзамировщика Фалька Оксоляне предстоит встретить с особо трепетным чувством. Эх, скорее бы… Даже вести о восшествии Ангелоликой на Мёртвый Престол она ждёт не с таким радостным предвкушением.
Красота — вот ужасная сила.
* * *
В ожидании других преподавателей Фарадео и Гзырь постоянно прогуливались под ручку и часто уединялись в том или ином склепе. Оксоляне-то на их шалости было, разумеется, наплевать, но всё же не заметить такое трудно, вот и подмывало любопытство посмотреть, что они там делают.
Ну хоть одним глазком! В конце концов, это не праздный интерес. Оксоляне, после успешно выполненной миссии в Саламине, любовное ремесло не чуждо, а чтобы в нём совершенствоваться, надо знать самые разные изыски, перенимать опыт и всё такое.
В общем, не было случая, чтобы Оксоляна за этими двоими не подглядывала. Чем хороши уединённые склепы, там и тебя саму на наблюдательном посту вряд ли кто-то заметит.
Жаль только, занять наблюдательный пост Оксоляна всякий раз опаздывала. Только найдёт подходящее местечко у щели, через которую что-нибудь видно, а господа преподаватели уже брюки оправляют и — буднично так — заводят разговор о политике. Всегда один и тот же.
Слюнявый Гзырь хвастается тем, как его поставят во главе всех-всех дипломатов царства Эуза. Сильные люди поставят, надёжные люди. Которые сами пусть не на высоких постах, зато нам ключевых — с которых всё контролируешь, а тебя не видно. Сильные люди ещё и очень скромны, потому что помнят добро и обучены дисциплине. Их-то расставила по надёжным местам разведка Владыки Смерти. А уж она-то кого попало в Эузе на местечко не назначит! Нет-нет, она ещё с раннего детства их воспитала точно такими, какими надо.
Поколения проходят, а разведка работает — каково? Всё потому, что она — мёртвая разведка, а поколения-то живые. Кто из них долговечнее? Ну конечно, мёртвое всегда долговечнее. Всего крепче то, что приделано намертво.
А заканчивался политический разговор тем, что господа преподаватели предавались безудержному вампиризму. То по очереди, а то и разом алчно присасывались друг к другу в местах, где жилы подходят близко к поверхности кожи, и пили ту смесь крови с бальзамом, которая и составляет основу их временного частичного посмертия.
Отрываясь, более умный Фарадео грустно восклицал:
— Кого мы обманываем! Здесь и от бальзама-то остался один привкус, а пьётся лишь одна дурацкая человечья кровь! — но тут же присасывался опять, ибо не разумом единым определял свой выбор.
А более жадный Гзырь отвечал, чавкая кроваво-бальзаменой слюной:
— Да всё понятно, коллега! Просто очень… э… хочется!!! — и вновь атаковал клыками приятельскую шею, запястье или что подвернётся.
Движениями любовников в такие мгновения руководила искренняя экстатическая страсть к веществу, дарующему посмертие. Умом Оксоляна их действия понимала и принимала, и всё же ей, как мертвечихе полноценного разлива следить за их действиями без иронии было трудно.
Фи. Что за жалкие потуги полуживых людишек уподобиться мертвецам! Иначе ведь нало…
Оксоляна не выдерживала и первой покидала свой наблюдательный пункт, а следом выходили из склепа удовлетворённые друг другом Гзырь и Фарадео. Практически тотчас. Не ей ли они намерено показывали свои вампирские забавы, порой подумывалось Оксоляне.
Но если так, значит, она для них не так уж и незаметна? Что в немалой степени обнадёживает, но и вызывает жгучий стыд.
Оксоляна и пыталась быть незаметной, и старалась, чтобы её заметили — всё одновременно. Счастливый подход к делу: при нём хоть что-нибудь, да получится. А всё же это и способ остаться вечно неудовлетворённой.
Читать дальше