Пол Ди Филиппо - Рот, полный языков

- Заткнись, шлюха! - Рука, похожая на окорок, наотмашь уда­рила женщину по щеке, оставив багровую отметину, почти повторяющую родимое пятно на другой стороне.

Превращение соблазнительницы в злобную фурию произошло почти мгновенно. Короткие чёрные волосы Самки встали дыбом как у рассвирепевшей кошки, лицо исказилось от ярости. Она сильно толкнула Лазаро в грудь, в то же время неуловимым дви­жением ноги подсекая его сзади. Великан с размаху грохнулся на пол. Не успел он пошевелиться, как женщина уже оседлала его и тянула к горлу руки с хищно скрюченными пальцами. Длинные изогнутые ногти, сочащиеся перламутровой слизью, до сих пор сохранили свой безукоризненный нефритовый блеск. Одновре­менный удар всех десяти мигом усмирил сопротивление волоса­того гиганта, который тут же оцепенел, будто поражённый пара­личом.

Гнев Самки остыл так же быстро, как и вспыхнул. Улыбаясь и мурлыча под нос какую-то мелодию, она принялась с педантизмом и тщательностью художника трудиться над неподвижным телом. Фантастически гибкие пальцы, на которых непрерывно выступала мутноватая жидкость, прошлись по лицу, шее, груди, животу, оставляя за собой совершенно гладкую белую кожу. Грубый волосяной покров на глазах размягчался и плавился, сте­кая струйками на пол. Потом женщина без всякого усилия пере­вернула тело и, обработав так же точно другую его сторону, снова положила на спину. Теперь настала очередь более серьёзной трансформации. Повинуясь ловким и сильным рукам, которыми гордился бы любой скульптор, жир с живота распределился по телу, превратив безобразно отвисшие мешки в женскую грудь соблазнительных очертаний и добавив полноты бёдрам. Живот стал плоским, талия - тоньше. Шея также стала тоньше и строй­нее, овал лица смягчился, объём мышц на руках и ногах ощутимо уменьшился. Ещё немного поколдовав над лицом и старательно, словно повар тесту, придав форму пышным соскам. Самка с видимым удовольствием оглядела результаты своего труда. Однако главное было впереди. Широко разведя в стороны ноги Лазаро, она приподняла его массивные гениталии и с силой втиснула их в тело. Потом, набрав полную пригоршню выделений у себя в про­межности, принялась увлечённо мять и массировать мужскую плоть, которая послушно менялась, на глазах приобретая женские черты. Через несколько минут всё было кончено - на полу хижи­ны, скользком от растворённой органики, распростёрлась высо­кая полногрудая амазонка, сияющая белизной кожи. Солнечные тучи, падающие из открытой двери, золотили бронзу волос между её мощных бёдер, где расцвёл прекрасный цветок с нежно-розовыми лепестками.

Удовлетворённо вздохнув, Самка повернулась к Каозинье. Всё это время метиска, не замечая ничего вокруг себя и даже не отреагировав на удар об пол, корчилась в непрерывном оргазме, судорожно впитывая ласку живого фаллоса, бешено пульсировавшего в её влагалище. Самка резко сжала рукой торчащую на­ружу мошонку, и исступлённые конвульсии измученного тела тут же прекратились. Просунув пальцы по обе стороны от члена и с силой разведя края половой щели, Самка протолкнула мужские железы внутрь. Пышущая жаром промежность метиски с рас­пухшими половыми губами заходила ходуном, вздуваясь буграми и опадая. Узкие бёдра девушки судорожно подёргивались. Нако­нец из истекающей влагой щели показалась блестящая розовая головка члена, который сумел непонятным образом перевернуться. Однако, выдвинувшись весь, вместе с мошонкой, он не отделился от тела, как можно было ожидать, а остался висеть, удер­жанный мощным корнем из только что образованной плоти. Место соединения моментально покрылось новой кожей, навеки запечатав женское влагалище, которому предстояли дальнейшие превращения.

Самка поцеловала Каозинью в губы, подарив ей на прощанье капельку чудодейственной слюны, потом сделала то же самое с Лазаро. Потом вышла из хижины и зашагала по тропинке между пальм, шуршащих жёсткими листьями. Джунгли поглотили её так же быстро, как иссохшая почва впитывает капли дождя.

Лазаро открыл глаза. Каозинья опустилась на колени и погладила по волосам лежащую женщину.

- Мама, - всхлипнул юноша.

На губах амазонки появилась странная улыбка. Её лицо выражало мир и покой.

- Сын... - нежно прошептала она.

Изогнутая стойка бара, отделанная тёмным полированным де­ревом. была украшена резными фигурами, словно нос старинного корабля. Заняв место на капитанском мостике, Арлиндо Кинкас сноровисто управлял своей разномастной бессловесной коман­дой. Массивные стаканы из резного стекла, крошечные стопки-напёрстки, тонкие бокалы на длинных ножках, внушительные восьмигранные кружки с затейливыми ручками. Бутылки и гра­фины - с широким и узким горлом, квадратные, круглодонные, сплюснутые и даже в виде женщины, сжимающей пробку в под­нятых над головой руках. В недрах этой пёстрой коллекции, рас­ставленной рядами на широких полках и удвоенной высоким зер­калом, нашли временное пристанище напитки всевозможных цветов и оттенков, ожидая своей очереди отправиться в желудки посетителей. В тусклом свете газового пламени под потолком, шипящего в стеклянном шаре как разъярённый джинн, Кинкас проворно разливал выпивку, разрубал кокосовые орехи, выжимал лимоны, колол лёд. одновременно то нагружая, то разгружая пробковый поднос индейской официантки, которая непрерывно сновала взад-вперёд. Движения её бёдер, сдержанные, но чувст­венные, по-прежнему сопровождались чуть слышным постукиванием, слегка напоминавшим цоканье каблучков-шпилек. В углу на почётном возвышении красовался новый радиоприёмник, из которого неслись приглушённые звуки самбы, облагороженные сочным резонансом деревянного корпуса и тканевой мембраны.