— Вы ошибаетесь, — я медленно обхожу Федора Николаевича справа, чтобы он, сохраняя между нами дистанцию, вынужден был перемещаться по окружности к моей первоначальной позиции. — Нас было трое. Автор не смог противостоять моему влиянию и в итоге подчинился. Теперь я устанавливаю правила, а не это недорисованное чучело.
— Если ты прав, значит, ситуация перешла красную черту. Я должен действовать решительно.
Мой противник вынимает меч и укрывается черным щитом. Настрой у него воистину серьезный.
Я останавливаюсь в углу, где спрятался парень. Руки безоружны — даю понять, что именно я в статусе жертвы намечающегося насилия.
— Ворон с самого начала зарекомендовал себя как персонаж с наклонностью злодея, — говорю я. — Если когда-то мы были с тобой одним целым, тогда и вы, дорогой мой Сорокин, не воплощение добродетели.
— Отчасти ты прав…
— А значит, — перебиваю, — и вы пришли сюда не ради спасения. Мы боремся за одно и то же, но разделять влияние не станем.
Федор Николаевич делает шаг вперед и направляет оружие мне в грудь.
— Погубить иллюзию ради воцарения здравого ума — одно, — говорит он. — Устанавливать диктат — совершенно другое.
— Вы враг ему, дорогой Сорокин. Такой же, как и я.
— Останови его, — шепчет Вася за моей спиной. Двое в одинаковых Доспехах Вельзевула для него неразличимы. Никто не знает, кто из нас я на самом деле.
Теперь немножко накалим обстановку.
— Неправда, я стремлюсь помочь ему! — кричит один Ворон.
— Тогда почему у вашего пациента такая неприязнь к вам? Что вы делаете с ним? — орет другой Ворон.
— Ты никогда не бывал на Земле. Наши методы чужды твоему рассудку!
— Ты не владеешь информацией, как ты можешь судить, кто враг, а кто нет?
— Прекращай эти свои игры!
— Вижу, по-хорошему ты не хочешь.
Перепалка достигает нужной температуры — и Ворон атакует меня. Черный меч его стремительно жалит мой зеркальный нагрудник…
…но вдруг происходит взрыв, стена комнаты вываливается наружу и тягой вакуума в открытом космосе Ворона всасывает в пустоту частично созданного Автором неба. Я и Вася по какой-то причине остаемся невредимыми.
Поворачиваюсь к парню, замечаю на его лице добрую и застенчивую улыбку.
— Это ты сделал? — спрашиваю.
— Да.
Что поделать: я сценарист, а не литератор. Мое ремесло — заимствовать одобренные культэлитой сюжетные ходы, а не наращивать в тексте жирок межстрочных смыслов и самопальной философии, как это пытался сделать прошлый Автор.
Вася наивно полагает, что избавился от того, от кого нужно.
— Спасибо, — говорю я. Парень встает на ноги с мыслью, что все плохое осталось позади. — Спасибо, Автор, за эту твою последнюю конвульсию. Но, честно говоря, не вижу в ней смысла.
Лицо Василия меняется после этих слов, глаза от ужаса пустеют, рот немо раззевается, а в следующий миг его отсеченная голова катится по кафельному полу и замирает около разбитого смартфона. Обезглавленное тело валится на диван.
Вот и все. Ради чего стоило брыкаться и отдалять неминуемое?
Дом, в котором жил геймер, трясется от лихорадки, кашляет, отхаркивая кирпичи и пыль, бьется стекло, на полах вздуваются и лопаются бетонные волдыри. Этот псевдомирок мне без надобности, его можно разрушить. Выбираюсь на крышу через окно по пожарной лестнице, где меня ждет подвешенный в воздухе вертолет. Хватаюсь за веревочный трап за секунду до того, как провалится крыша, вся масса девятиэтажного здания устремится грудой вниз и целый гейзер пыли ударит в небо с первых этажей.
Вертолет набирает высоту или, что скорее всего, просто мир подо мной катится к черту. Черное нефтеподобное озеро абсолютного Ничего, вытекшее из-за горизонта, топит стометровый отрезок видимой мной недавно из окна улицы и руины дома с трупом бывшего главного героя, заливает серые облака, утреннее солнце и все, все, все, что подразумевалось, но так и не было зафиксировано словом. Наступает кромешный мрак.
Я карабкаюсь по веревочной лестнице навстречу кругу лопастей и долгожданной свободе, вываливаюсь в пустой салон через открытую дверь… и вдруг к своему удивлению попадаю на железнодорожные пути.
1.
Декорации сменились.
Я нахожусь в тоннеле с мягким светом. Впереди бесконечные рельсы, которые сходятся далеко-далеко по законам линейной перспективы, а потом сворачивают влево и больше не видны. Наверно, в этом измерении, куда я попал, нет горизонта, потому что я не должен знать о столь отдаленном повороте. Пахнет мазутом, плесенью, металлом и почему-то хлоркой. За спиной большой киноэкран с парящим вертолетом, распахнутой дверью в кабину и болтающимся на ветру трапом. Нет сомнений — я вышел именно оттуда. Только вот — куда?
Читать дальше