Анна Закревская - Радуга на сердце

Линь судорожно изогнулась, закинув лицо к небу, и глухо завыла, выдирая тонкими пальцами крапивный куст, но кажется, даже не почувствовала жжения на коже.

Ты уже сделала выбор, девочка, оставив свой отпечаток пальца в терминале регистрации брака, ты запустила новую программу, перед релизом которой не было и не могло быть контрольного тестирования, и теперь её алгоритм развернулся на мониторе широким змеиным кольцом, открывая подменю с пустым текстовым окошком и очередным нехитрым выбором – написать код отладки или код отмены. И, чёрт подери, Линь, для первого у тебя не хватает пресловутых знаний, умений и навыков, а для второго – элементарного «достойного» повода со стороны супруга. Можно, конечно, и самой пойти во все тяжкие, позволить себе себя настоящую, чтоб Антон прогнал тебя с видом оскорблённого до глубин души ангела, не замарав собственной совести, как умудрялся не замарать её, насмехаясь надо всем, что было для тебя ценным, а ему казалось пустой тратой времени и сил, но разве он заслужил от тебя такого удара… А, впрочем, вспомни, дорогая, сколько раз ваши с ним прогулки превращались в марафон «догони длинноногого супруга», и нырни на уровень скрытого смысла, где расшифровка мужниного поведения не заставит себя ждать и прозвучит как «вот привязалась-то, как собачка» или, чего доброго, «я её боюсь и хочу держаться подальше…»

– Да будь что будет, – замученно прошептала Линь, проваливаясь в какое-то странное спасительное забытье на грани транса, и незаметно для себя задремала в высокой траве, на узкой полосе волшебного леса, чудом устоявшего под стальным напором железной дороги и газовой атакой автомобильного шоссе.

***

Программа «Антимат», установленная на почтовом сервере стараниями Государственного Этического комитета, просканировала нетерпеливого белого голубя очередного письма, и, не найдя в нём ничего, достойного зацепки, с сожалением выпустила на свободу.

from: _thunderbird_

to: Salamander

Забирай эту пищалку и засунь её себе в свитер. вынос мозга. снял с неё всё что мог..

Восстания, 53. 6 этаж.. сегодня с двенадцати.

– Мне срочно в город, – выдал Санька, едва не поперхнувшись утренним кофе, и под тяжелым взглядом Ангелины Павловны вымелся из колпинской квартиры за считанные минуты. Как же ты вовремя, Буревестник. Прямо в разгар игры «ничего не случилось, и жена вовсе не ушла мужа с работы перед самой свадьбой дочери». Нет, мне не сложно нацепить на лицо маску вселенского спокойствия, особенно после бессонной ночи, потраченной на…

– Дверь на нижний замок закрой! – ударило в спину.

Санька хлопнул дверью. Тысячу раз или тысячу тысяч я уходил из этой квартиры под один и тот же крик. Почему мне вдруг померещилось, что я вырвался из замкнутого круга? Выход из матрицы? Нет. Жизнь продолжается по укладу Святцевой. Только меня в этой ее жизни стало сегодня чуть меньше. Не выход, так хотя бы шаг к заветной двери, как знать…

На лестничной клетке было накурено. Лучшая атмосфера, чтобы отдышаться и прийти в себя. Странно, но вырос Санька в некурящей семье, сам никогда не брал в рот сигареты, но полное отторжение сигаретного дыма в нем исчезло еще в школе. Просто в один прекрасный солнечный день он увидел, как старшеклассники зажали в углу молоденького пацана и без особых причин показали ему небо в алмазах. А на следующей перемене этот пацан, избитый до крови, заныкавшись под куст сирени, нервно курил сигарету. Тогда Санька и понял, что не всегда это просто блажь, а гораздо чаще – способ остаться в этом мире. Ну а уж научиться получать удовольствие от того, что ты в не силах или не вправе изменить… О, в этом Александр Валько был мастером. И на чужой сигаретный дым он никогда нос не морщил.

«А Восстания – это самый центр, между прочим», – подумал Санька, топая к остановке. Да, это вам не деревня Колпино, Петербург-12. Но Заневский, насколько он помнил, еще в институте имел репутацию «местного не из бедных». Папы-депутата, конечно, не было, но в коридорах девки шушукались о трехкомнатной квартире в центре, куче теток с недвижимостью и даче в Комарово. Однако все пять лет учебы Кирька жил в общаге, меняя соседей по комнате, как перчатки. Санька открестился от этой чести сразу. Черт его знает, этого Буревестника. Люди от него съезжали или ошарашенно-задумчивые, или готовые убивать. Его или других людей.

И снова дорога в центр, полчаса в метро. Пересадка, чтоб попасть на Чернышевскую, прямо Кирьке под окна. «Нет, каждый день так мотаться на работу я не выдержу», – подумал Санька, выходя с Чернышевской и ловя волну теплого воздуха с креозотным наполнением и легкой ноткой Невы. Впрочем, сам Валько уже давно отдавал себе отчет, что стенд и это НИИ, где он завяз уже больше чем десять лет назад, – самое настоящее болото. И не поймешь, что держит. Наверно, страх. Страх того, что над поверхностью мутной жижи не будет и этой жалкой иллюзии нужности, которая есть сейчас.