Анна Закревская: Entre dos tierras

Чёр-р-рт.

Дышать. Просто дышать…

Сегодня в твоей безумной осенней любви появилась полынная горечь, Крис. Придётся в одиночку выпить всё до дна, чтобы она сошла на нет.

Перед глазами резко темнеет, невыносимо закладывает уши. Давно с ним такого не было, но сейчас, похоже, никакие наномашины не в силах удержать Кристиана в сознании.

Мягкий шорох тонких колёс по ворсистому ковру. О господи, Лин… Я надеялся, что ты уже спишь.

– Прости, – не открывая глаз, шепчет Кристиан своему сыну. – Я не хотел…

– Я уже не маленький, пап, – в голосе мальчика неслыханная доселе серьёзность. – Ты нужен дяде Саше как никогда, я сразу понял. Скажешь мне потом, как вас найти, ладно?

* * *

Следующая неделя у Криса прошла на автопилоте. Подписать дарственную на квартиру в пользу жены, передать дела Рафаэлю, который, честно говоря, давно уже ждал повышения, и Шанкару, который повышения не слишком-то желал, однако, более надёжного помощника руководителя Кристиан и представить себе не мог.

Те, кого интересует переменная, а не её функция, узнают истину. Таких всего четверо – собственно, Рафаэль, Шанкар, а ещё Эйрик и Стейнар. Для остальных у Кристиана была заготовлена трогательная история о жертве дауншифтинга… Ну, решил генеральный директор вернуться на должность ведущего разработчика и работать удалённо… С кем не бывает? Айтишники вообще странный народ.

Всю эту неделю, в ожидании регистрации прописки в доме на Ладоге, Крис жил у Шанкара, поскольку Линда, несмотря на протесты сына, не пожелала даже мельком увидеться с мужем. Уязвлённая гордость богини требовала немедленно подать заявление на развод, ибо если её верховный жрец впал в ересь, следует немедленно изгнать его, но здравый смысл меркантильно вещал о том, что вначале стоит получить от него всё, что хакер обязан отдать ей в качестве платы за своё ослушание.

Ещё пару дней Кристиану потребовалось, чтобы собрать свои вещи, выбрав момент, когда жена будет на работе, а Лин – в школе. За неделю, проведённую в ароматах индийских специй и благовоний, хакер немного отвык от запаха родного дома, и тем больнее было сейчас вдыхать эту не поддающуюся анализу смесь, к которой он успел настолько привыкнуть, что не ощущал её даже в фоновом режиме. Прикрыв глаза, Крис медленно шёл мимо закрытых дверей – комната Лина, хлопковые футболки и любимые рыбные сухарики; комната Марии, еженедельные цветы от Хидео; комната Линды, колдовской парфюм и… Иди дальше, чтоб тебя… Электроника и ветер внешнего мира из вечно открытого на узкую щель окна. Последний луч закатного солнца алым прямоугольником падает на стену, охватывая почти все семейные фотографии. Простите меня, родные, я безумно люблю вас и буду любить до последнего удара сердца, но по осени перелётным птицам нет покоя. Свежий ветер срывает их с тёплого уюта насиженных мест, манит в высокое небо, за туманный окоём. Лететь, сколько хватит сил, не оглядываясь назад, а потом упасть в горячие руки на берегу северных озёр. Это моя осень, и я не имею права опоздать на свой последний поезд.

* * *

Институт был тих и пуст. Гулкие безлюдные коридоры провожали эхом цокот Олесиных шпилек. Она двигалась уверенной походкой человека, знающего цену себе и другим. Причём сравнение явно было не в их пользу.

Дверь в рабочий кабинет мягко чвакнула за спиной. Автоматика зажгла освещение, нежно-синие блики легли на кожаные диваны и старинный деревянный стол. Олеся угнездилась в кресле и крутанулась к абсолютно голой стене напротив. Щелчок пальцев с идеальным маникюром – и вместо стены огромный экран. Уже привычным движением по сенсорной панели открыть папку «Недавние». Дело №357.

На полстены разворачивается фотография Александра Рыкова. Алекса. Саньки. Трехмерная модель тела крутится волчком. По экрану бежит текст – его история болезни. Но взгляд снова и снова возвращается к пульсирующему алому пятну на правой половине груди мужа. Где-то в тексте мелькает диагноз… Олеся спокойна.

Это не её дело. Важнее угадать, сколько же всё-таки ему осталось. Важнее для неё, потому что такая жизнь уже невыносима.

Это было проклятием. Олеся сначала пыталась не обращать внимания, отшучивалась. Потом злоба и обида захлестнули её с головой. С годами острота проблемы заметно притупилась, но ненависть уже пустила корни в душе.

«Провинциалка». Снобизм москвичей зашкаливал. Это самое мягкое, что слышала в свой адрес Олеся, когда речь заходила о корнях. А было ещё и что-то вроде «человек второго сорта», «ну как можно сравнивать ваш уровень образования и столичный?», «а вот у меня даже бабушка родилась в Москве, да-да».