Анна Закревская - Entre dos tierras

После её отъезда Алекс и Крис помогли Лину погрузиться в узкий стреловидный флаер Маши. Парень, сильно повзрослевший за это время, пристегнулся ремнём безопасности и улыбнулся провожавшим.

– Я хотел бы еще остаться, – сказал он тихо, – но обещал маме вернуться засветло.

– Я понимаю, сынок, – Крис взъерошил чёрные волосы на голове сына. – Приезжай, когда захочешь. Мы будем рады тебе.

Поцеловать бледный лоб сына, едва коснувшись губами… Спасибо тебе, Лин. Ты единственный, кто понял моё решение правильно и без лишних слов.

– Дядя Саша?

Алекс невероятным усилием воли заставил себя сосредоточиться на происходящем. Олеся улетела ещё полчаса назад. Боль в груди сорвалась с цепи, но всё-таки оттягивала удовольствие, прекрасно зная, что сегодня будет роскошный пир: целый беспомощный Алекс, который на закате будет корчиться в её объятьях долго, очень долго.

– До встречи, Лин, – ответил Охотник, негнущимися пальцами цепляясь за крыло флаера. – И береги себя. Небо так же опасно, как земля.

Лин кивнул и плавно поднял машину в воздух. В алых лучах закатного солнца небесно-голубой флаер приобрёл фиолетовый оттенок. Алекс зажмурился: цветочные духи, фиолетовые волосы… Звук разрываемого полотна, и стартовавший в сторону Москвы-2 флаер исчез за голыми деревьями.

Теряя последние остатки самообладания, Алекс упал в снег, обхватив грудь руками. Крис, напрягая силы, практически дотащил Охотника до крыльца. Морозный воздух обжигал руки и горло, но это было не важно. А теперь – передохнуть секунду, две, и бежать, бежать в дом за обезболивающим. Крис чувствовал, как сердце пытается сбиться с ритма, и всё никак не может сорваться в пропасть с этих верхних отметок пульса за сотню ударов в минуту. Ибо ещё ни разу за два месяца он не видел, чтобы Алексу было так плохо.

– Сто-о-ой, – застонал Алекс, уцепившись за запястье друга. Крис подавил вскрик. Да, у него низкий болевой порог, а Алекс всегда теряет контроль над своей силой в такие моменты.

– Я принесу анальгетик… – шепчет Крис, обнимая друга за плечи.

– Нет. Не надо, – выталкиваешь ты из себя слово за словом через туман боли, пожар в груди и сцепленные зубы. – Его Олеся привезла. Там по счёту. Она сказала, что хватит. До конца. Не верю. Но ты должен увидеть. Меня. Таким. Если не сможешь, уходи. Насовсем. Два месяца… и так много.

– Я уже выбрал, Охотник, – голос Овера становится далёким до ужаса и словно идёт изнутри, так что не понять уже – слышишь ты это или придумываешь сам.

– Почему. Ты. Остался. Со мной? – последнее усилие. – Только. Из-за этой. Др-р-ряни. В груди?

Память подсказывает, что Крис уезжал на неделю. Сразу, как только ты пришел в себя после той страшной потери крови. Он вернулся грустный, но решительный. И с седой прядью на виске. Но он ничего тебе не рассказал, просто был рядом всё это время. Впрочем, следом перед глазами появляются и яркие картинки со дня свадьбы Маши и Хидео: беспощадные слова Линды, сбитое дыхание Криса…

– Я протянул тебе руку, когда ещё ничего о ней не знал, – говорит Кристиан твердо, заглядывая другу в глаза. – Просто помни об этом…

Боль сжалась до маленькой точки и замерла. Обратный отсчёт таймера внутри. Пять. Четыре. Медный привкус крови из дёсен. Три. Два.

– Я люблю тебя, Овер, – выдохнул Охотник.

Всё, больше нет сил держать себя в руках. Но уже и не страшно. Можно кричать во весь голос – в этой глуши разве что ели качнут верхушками да сорвётся со скалы чайка. Можно зарыться с головой в снег – на долю мгновения остудить этот жар. Можно стать беспомощным и раненым зверем метаться в руках Овера. Он выдержит, а, значит, выдержу и я. Назло медицинским картам, назло Олесе, назло тебе, зараза. Потому что даже если б не было тебя, Овер всё равно остался бы рядом.

Только меньше было бы этой полынной горечи во рту…

Президент Восточно-Европейского сектора рассеянно листал в воздухе полупрозрачные страницы настольного календаря, небрежными движениями руки прокручивая проекции одну за другой. Если немного согнуть палец, под обозначением даты вылетало золочёное окошко короткой исторической справки о праздниках далёкого и не очень прошлого. Февраль едва начался, но, задумавшись, Президент забыл затормозить прокрутку и улетел к самому концу месяца, где был обозначен «День воинской славы, бывш. День защитника отечества».

Хм, так и до гаданий дойти недолго. А что ещё остаётся, когда в стране импорт снова превышает экспорт, в освоении Солнечной системы мы настолько отстаём, что русский язык уже давно не считается официальным языком космоса, а в умах граждан полный разброд, так что о высоком национальном духе и говорить не приходится…