Александр Бутенко - Если бы Конфуций был блондинкой

Коля гордо представил нас как своих друзей. На нас смотрят с восторгом, как на Робинзонов. «Друзья Коли – наши друзья». А я, меня вечная ломка от антидепрессантов жмёт, я к ней уж привык, чувствую себя рядом с ними циничным стариком-людоедом, который, как паук, хочет просто схватить вот такую девочку-подростка, высосать её, а потом отшвырнуть в сторону, как скорлупку, её опустевшее тельце.

Тут вдруг появилась какая-то баба и давай орать: «Шо вы опять каких-то привели! Развели тут проходной двор! А ну гоните этих волосатых взашей!».

Мы с Максимильяно поняли, что поспать нам упорно обламывается.

Вышли на улицу, Коля чуть задержался во дворе. Объясняться с ним не хотелось.

Мы с Максом тупо глянули друг на друга: «Бежим?» – «Бежим!».

И убежали. Коля что-то вслед нам кричал, звал. Мы уже не слышали.

…Сели в каком-то маленьком уличном кафе, где-то в витых улочках, чуть в стороне от туристических троп.

Хотелось накуриться. Да было нечем.

Хотелось достать местной крымской травы, уж очень её хвалили, да тоже неясно где.

Взяли вина. Потом ещё.

Разговорились на философские темы.

Вдруг в разговор включился дядька с соседнего столика. Я, не помню уж по какому поводу, вспомнил Воланда – «трагедия не в том, что человек смертен, а в том, что он внезапно смертен». Дядька пришел в восторг. Словно этой мыслью я воедино замкнул ему цепь всех мыслей мира.

Пересел к нам. Представился Владимиром. На вид лет 30—35.

Местный. Угостил вином. На фоне чудаковатого, юродивого Коли казался просто верхом юмора и адекватности.

Приятно болтали. Захмелели. Пригласил к себе домой – живёт недалеко.

Я ничего не знал об этих кварталах Евпатории. И, наверное, если бы не Вова – и не узнал бы.

Они вроде бы совсем недалеко от линии туристических троп, но случайно в них не зайдёшь.

Словно фавелы – труха, нависшие козырьки. И совсем некурортные люди.

Живёт Вова на первом этаже двухэтажного барака. Пол – вровень с землёй.

Винцо подействовало, развезло. Попёрла какая-то агрессия – и у нас, и у Вовы.

Как-то внезапно выяснилось, что Вова недавно откинулся – сидел 9 лет за убийство.

В общей атмосфере недосыпа и абсурда это было как-то логично. Вписывалось в моё ощущение собственной пропащести.

Внезапно мы спросили – «Вов, а трава у тебя местная есть?».

А у него пацанская гордость – «Нет, но у меня тут все кореша, сейчас достанем».

Пошли во двор. Там видавший виды Запорожец. Рядом сидят на лавочке люди, играют в карты.

Один из них, не помню как зовут, хозяин машины – страшный. Лицо молодое, а тело после героинового стажа – ноги колесом, оплыли, дряблое, словно вывернутое наизнанку тело.

Вова с ним тёрки – так и так, это Саша и Макс, мои кореша, трава нам нужна.

Чувак ему – «Вова, травы нет, есть только ширево – этого пожалуйста, это хоть сейчас. А за травой – это к цыганам ехать надо».

Вова уже распалился – «Ну поехали!».

Чувак ему – «Бензина нет. Дай денег на три литра».

Вова дал. Чувак сходил куда-то, у кого-то в этих фавелах купил трёхлитровую банку с бензином.

Подошёл к машине, открыл задний моторный отсек, а там чудо инженерной мысли – вместо бака трёхлитровая банка! Просто стеклянная банка, в неё идут резиновые трубки.

Мы с Максом выпали в фееричный восторг.

Мы были очень пьяны. Меня в какой-то момент вырубило.

Картину событий я восстанавливал фрагментами – цыгане хотели нас кинуть, чувак предпочёл оттуда уехать, Вова на него орал и наезжал, лез в бычу, что он кинул его корешей (нас то есть), а мы в дупель пьяны.

Потом до меня вдруг дошло – время к вечеру, а у нас скоро поезд. А мы даже не знаем, где находимся.

Убежать от Вовы было трудно. Это не малахольный Коля.

Как-то мы сумели-таки объяснить ему ситуацию. А может, спасло то, что его тоже как-то вырубило. Кажется, он нам сперва показывал разные упражнения из ушу, а потом сидел в кресле, поджав ноги, и о чём-то очень горько плакал, совершенно по-детски всхлипывая и причитая.

Мы с Максом второй раз за день тупо убежали.

У Вовы я забыл свою циновку и последнюю пачку таблеток-антидепрессантов.

Так я и завершил свой курс лечения.

Штормило спьяну невероятно. Солнце ещё распекло хмель.

Сквозь туман лишь помню, что поймали машину – раздолбанный 412-й «Москвич», доехали за мелкую гривну до вокзала.