Александр Бутенко - Если бы Конфуций был блондинкой

Ставить палатку снова не было ни малейшего желания.

Мы были очень уставшими, изнасилованными всеми этими дурными днями. Очень хотелось выспаться.

Я предложил собрать палатку, доехать до Евпатории, оставить её там в камере хранения, чтобы забрать перед выездом, а потом… да будет видно, что потом.

Разбудили Гошу. Он был горд тем, что охранял палатку. Казалось, что будь у него собачий хвост – он им сейчас завиляет.

В камере хранения нужно придумать код – одна буква и три цифры.

Знаете, к аудиокассетам прилагались такие наклейки – с буквами, с цифрами.

Букв там всего две возможных, А и В – для обозначения сторон. Цифр все десять.

Как-то ныне покойный Бурзумий собрал из них единственное, что придумал возможным – надпись ВОВА 666, где нуль выполнял роль О.

Я не придумал ничего лучше, чем забить это же паролем – поставил В 666 и захлопнул за палаткой крышку.

На вокзале Евпатории предлагают комнаты внаём. Но никто не хочет сдавать на одну ночь.

Мы с Максимильяно психанули, увидели маршрутку в Симферополь. Приехали туда. Там нам не понравилось.

– Поехали в Севастополь?

– Да поехали.

Приехали. Гуляли по Севастополю.

Ну до чего же прекрасный город!

Купили в Макдональдсе гамбургеров, зашли на холм, присели их съесть.

В этот момент где-то ударило щемящее душу пение муэдзина.

Попыток снять на одну ночь жильё не предпринимали.

Пока гуляли, присмотрели место, где решили заночевать – склон над автомобильной дорогой.

Внизу бухта. Вид прекрасный до свинского пьяного сентиментального рыданья.

Пусть не самое удобное ложе всё на той же циновке, но в сто раз лучше, чем в палатке, уткнувшись в чьи-то носки.

Забрались. Вечерело. По бухте зажглась гирлянда огней. Воздух стал вкусно синим. Заснули, как младенцы. Два кореша.

Максимильяно только с утра рассказал – просыпаюсь, говорит, от того, что рядом кто-то ходит. Оглянулся – никого. Ночь, внизу бухта, стихли звуки, изредка чайка крикнет.

Лёг снова – что такое, опять шорох, словно крадётся кто.

Осматривается кругом – ну только разве что если ниндзя прячется, а так никого не видно.

Плюнул Макс, повернулся на другой бок, и… и нос к носу столкнулся с ёжиком. Глаза в глаза. Охреневшие друг на друга смотрят.

Ёжик всё таки первый признал в двуногом царя природы и ретировался.

Много позже, когда я вновь попал в Севастополь, я из любопытства разыскал то место, где мы дрыхли. Мама дорогая! Вот же нас таращило! Понятия не имею, как можно было спать на таком отвесном склоне, а плюс к тому – прямо над нами было главное, суперохраняемое управление черноморским флотом, которое мы тогда тупо не заметили. Это примерно как не заметить слона.

Проснулись, поехали снова в Евпаторию. Надо было дождаться вечера, а там уж упасть на полку поезда, и пошло оно все лесом. Холодным, норвежским.

Вновь страшно хотелось спать. Бродили по Евпатории, убивали время.

Играли во все дурные автоматы, стреляли во всех тирах, выпили галлон колы, которую разбавляли растворимым кофе.

Садились на лавочки и начинали клевать носом.

Забрели в местный зоопарк – он маленький, клетки крошечные, и звери в них давно сошли с ума. В прямом смысле – они бегают или прыгают непрерывно по одному маршруту. Могут так час, могут два. Жутковатое зрелище.

Тут подошел к нам хлопец – подросток ещё, скорее всего, лет 16—17. Заговорил, представился Колей. Странный такой – пугливые глаза, сильно скошенные косоглазием, оттого прямо не смотрит, словно в страхе вечно уводит взгляд.

Местный. Работает в зоопарке, кормит зверей.

Оно и видно – такой же потерянный, как и они.

Расспросил нас про фестиваль, какие-то вопросы невпопад. Как будто интервью берёт.

Спросил о том, о сём.

Нам не слишком весело с ним болтать, но всё равно время убиваем.

И вдруг он в болевую точку неожиданно спрашивает: «А вы поспать хотите?». А мы как в один голос подпрыгнули: «Да!».

Он говорит: «Сейчас работу скоро заканчиваю, можно пойти ко мне, поспите до вечера».

Попёрлись за ним. В пути всё те же расспросы невпопад.

Пришли к нему домой, а он сконфуженный – «Брат дома, не получится. Но у нас тут гараж есть для сборищ, там поспать можно».

Пошли туда. Какой-то старый двор. Во дворе куча подростков – увидели его, Колю, налетели как воронята.

Смешные такие – есть время у подростков, когда их ещё не загасили. Когда они ещё свежие, ясные. Парни, которые могут уже играть во взрослую жизнь, теребить первые ранние усы, но всё ещё мальчишеская доброта в них светится. И девчата – могут курить, пить, а всё равно – ты её понюхаешь, а она, как котёнок, шерстью и молоком пахнет. Удивительное время. Оно недолгое.