Юрий Симоненко - Детали перманентной революции

время [нет данных], мир СФ-7709181/4/1 (по каталогу Эйнрит, экспедиционного корабля аиви)

Дискоид вошел в атмосферу планеты вблизи экватора. Зажатый в обрамления из горных хребтов Каньон лежал справа по борту. При этом подернутые хаотической рябью по обе стороны от Каньона океаны казались единым бассейном, посреди которого разлегся длинный и подозрительно прямой остров, чей край скрывался за горизонтом, но это было иллюзией, оптическим обманом, — видевший планету со стороны, облетавший ее по кругу знал, что Каньон — не остров. Бело-зеленый, с частыми вкраплениями голубых озер и тонкими ниточками рек, Каньон был хорошо виден с орбиты.

Дискоид снижался стремительно; машина изменила угол наклона и, взрезав слойку жидких облачков, ушла вправо, вскоре выровнявшись по левому краю свода Каньона. Теперь внизу ясно просматривался ландшафт дна Каньона: под хрустальным сводом, были горы, долины, реки, равнины, озера… были города, связанные меж собой прямыми, как лучи, транспортными артериями. Это был мир — мир сфагов — бесполых гуманоидов — наследников давно исчезнувшей цивилизации, создавшей Каньон.

Выпуклый хрустальный свод Каньона, казалось, стоял на месте, а все остальное — лежавший под сводом мир, смотревшийся чем-то чуждым этой планеты; сковавшие свод снаружи хребты гор; напиравшие на горы океаны — двигалось навстречу дискоиду. Сквозь голубую дымку собравшихся под сводом облаков виднелась дальняя стена Каньона, вдоль которой, вместе с горами снаружи и ландшафтами внутри, бежали удерживающие свод белоснежные колонны.

Транспортный дрон снижался. Вместе с высотой становилась меньше и скорость машины. Лежавший внизу мир становился четче, постепенно приобретая все новые и новые детали.

На всем протяжении Каньона его ширина оставалась неизменной — сто сорок восемь стандартных километров, — расстояние это не уменьшалось и не увеличивалось, оставаясь везде одинаковым. Менялись только узоры горных хребтов за стенами Каньона, то уходя в океаны длинными отрогами, то истончаясь и сходя почти на нет, так, что волны приближались к станам почти вплотную. Каньон покрывал цилиндрический свод, удерживаемый стоявшими на колоннах из сверхпрочного адаманта исполинскими аркадами. Свод опоясывал планету по экватору хрустальным обручем; свод частично отражал солнечный свет на дневной стороне планеты и сверкал скоплениями электрического света на ночной.

Высота свода была одинаковой не везде: дно Каньона то опускалось, то поднималось, относительно уровня океанов; в некоторых местах дно лежало на отметке минус двадцать два, в других же поднималось до полутора километров ниже уровня океанов. Большая часть площади Каньона лежала в пределах минус десяти — двенадцати километров: во впадинах разливались живописные озера с лесистыми берегами и населенными дикими животными и птицами островками. Расстояние между трехкилометровыми в диаметре белоснежными колоннами, удерживавшими аркады, было также везде одинаковым — ровно одиннадцать километров. Стены из адамантированных скальных пород были частью горных хребтов, опоясывающих планету вместе с хрустальным сводом; раскинувшиеся в стороны от свода Каньона на десятки (а в некоторых местах и на сотни) километров горы и возвышающийся среди серых скал хрустальный свод надежно защищали укрывшийся за ними оазис жизни от океанов и ядовитой атмосферы планеты.

В местах, где океаны становились мельче, уменьшалась и толщина горных хребтов, высоты пиков снижались, и стены Каньона можно было увидеть со стороны Северного или Южного, или обоих одновременно, океанов. В таких местах стены Каньона представляли собой нечто вроде гигантских ульев, покрытых с внешней стороны таким же хрусталем, из какого был отлит его свод. Виды, открывавшиеся из таких ульев, захватывали дух, поражали воображение, пугали, приводили в трепет тех, кто бывал там впервые. Раскинувшиеся снаружи за толстым слоем хрусталя панорамы были чудовищны в своем величии: в любое время, в любой день или ночь, на протяжении веков и тысячелетий из ульев можно было видеть как по темно-зеленой водной массе, словно черви под вспухшей кожей утопленника, лениво ползали километровые волны. Волны то и дело подгоняли клубящиеся над водой, словно испарения от свежей блевотины, густые облака бледного пара; низкое сине-зеленое небо круглый год было одинаково безразличным ко всему, что происходило внизу, лишь изредка по нему проплывали зеленоватые перистые облачка.