Гуго Вормсбехер: Куда идём?

Есть ли у нас воля к достижению нашей главной цели? Здесь тоже имеются "разные мнения", потому что имеются разные интересы у отвечающих на этот вопрос.

Не будем повторять всех стенаний и благоглупостей, которыми в течение последних 40 лет многие пытаются оправдать свою выжидательность, бездеятельность и малодушие в деле сохранения своего народа: и что все бессмысленно, что ассимиляция зашла слишком далеко, что слишком много эмигрировало и даже что народа уже давно нет, потому что "большинство думает только о себе" (странно было бы, если бы все думали только о других). Слава Богу, есть считающие и по-другому. Иначе мы не имели бы сегодня как народ ничего, и даже понятия "российские немцы" давно не существовало бы. А это значит, что жизнь подтверждает наличие так нужной нам воли. Вспомним: даже в самые тяжелые времена — военные и послевоенные, российские немцы, полууничтоженные физически, униженные и подавленные морально, представляли собой, надо полагать, достаточно мощный протестный потенциал, потенциал защиты своих национальных интересов и справедливости, если для них вплоть до 1956 года был установлен весьма затратный для государства, особенно в условиях послевоенной разрухи, режим спецкомендатуры.

Старшее поколение еще помнит также, какой массовый всплеск национальных чувств, интересов, инициатив поднялся в конце 50-х — начале 60-х гг. прошлого века, какой размах получила немецкая художественная самодеятельность, какой популярностью пользовались немецкие газеты.

Да, мы не видим, что происходит под толщей земной коры. Но по извержениям вулканов, по потокам лавы, по разрушительным землетрясениям можем представить себе и колоссальные напряжения, и раскаленность глубин. Так и в жизни народа: под сковывающей остывшей корой самозащиты народа от репрессий и несправедливости сохраняется и раскаляется жар национальных интересов. Куда потечет лава этих интересов — на решение проблемы или на выезд — зависит от многих обстоятельств. Но она есть, и два протуберанца — первые две делегации в Москву в 1965 г. с требованием восстановления государственности — лишь спешно задушенное свидетельство этого. Гораздо более убедительное свидетельство — то, что после этих делегаций вся немецкая художественная самодеятельность в СССР была закрыта как "рассадник автономистских настроений". Это ли не свидетельство подлинных настроений народа, несмотря на то, что его в переписях населения страны вообще не существовало?

А когда запреты-оковы ослабли, каким страстным, каким горячим, каким массовым вмиг стало движение российских немцев!

И вот уже десять лет это движение активно действует на политической сцене, все больше освобождаясь от громких импульсивных инициатив начала 90-х гг. в пользу трезвых, продуманных действий. И то, что раздробленное движение в 1997 г. смогло преодолеть внутренние противоречия и создать единую структуру — Федеральную НКА, практически пожертвовав для этого всеми остальными своими подлинно общественными организациями, свидетельствует и о зрелости движения российских немцев, и о его чувстве ответственности за их будущее, и о понимании необходимости концентрации всех сил для более эффективных действий в продвижении к цели. И это — в самые беспросветные, циничные, разрушительные годы ельцинизма.

Даже выезд в Германию, при всей его немалой экономической обусловленности, свидетельствует — и возможно, наиболее наглядно и болезненно для страны, для ее экономики — о том, что котел национальных интересов российских немцев по-прежнему бурлит и кипит. Выезд показывает, что российские немцы не могут смириться с нерешением их вопроса, не принимают перспективу ассимиляции и по-прежнему несут в себе заряд протеста против 60-летнего безразличия государства к их судьбе. И можно с уверенностью сказать: если в России будут, наконец, созданы условия для национального будущего российских немцев, то именно национальные интересы, неудовлетворение которых выталкивает их сегодня в эмиграцию, заставят многих и многих выехавших вернуться, потому что в Германии у них как народа будущего нет и не может быть, ибо не может быть собственной территории; потому что там им предписывается еще более жесткая, еще более нетерпеливая ассимиляция; потому что там особенно нетерпимы к их исторически сложившемуся национальному своеобразию; и потому что будущее у них как народа если возможно, то только в России.