Виктор Смольников - Котов

Рядом с юношей, у изголовья лежанки, сидел монах-цистерцианец в белом облачении и, перебирая четки, тихо молился.

— Ну, что, Роже, ты очнулся?

22

Юный француз, оглянувшись по сторонам, тихо попросил воды. После этого, явно не понимая, почему он связан попросил ослабить веревки. Только что с небывалой четкостью Роже видел себя в каком то помещении, окруженный какими то неопрятно одетыми, обросшими людьми. “Что это было? — думал он. — И почему я связан? В каком времени я нахожусь?”

— Развяжите меня! — попросил Роже.

— А вдруг ты опять будешь буянить? — спросил монах.

— А я что, буянил?

— А как же, чуть без воды и хлеба нас не оставил. Все говорил, что голос какой-то слышишь.

— А я ничего не помню…

— Ничего, через пару часов мы подъедем к крепости Крак, там тебе помогут, братья-иоанниты поднимают на ноги даже расслабленных!

Когда за последней телегой каравана поднялся подвесной мост и закрылись тяжелые, кованные железом ворота, Роллан подошел к фургону, где везли Роже. Рыцарь откинул занавеску и приказал цистерцианцу:

— Развяжи его!

Монах, с трудом распутывая узлы веревок, освободил юного безумца. Брат-рыцарь, смягчив как можно больше интонацию, обратился к Роже:

— Ну, вот, приехали, здесь тебе помогут!

Потирая затекшие руки, Роже спросил у брата-рыцаря:

— А когда же я попаду в Иерусалим?

— Подлечись немного. Я скоро поведу новый караван и возьму тебя с собой, это будет дней через десять.

— Обещаете?

— Обещаю. Если сам в живых буду. Здесь ведь так, сегодня жив, а завтра Богу душу отдашь!

Юношу отвели в большое серое здание, которое являлось богадельней.

Брат-госпитальер, опытный врач, поговорил юношей и пришел к выводу, что пациент время от времени бредит. Брат-сержант приготовил по рецепту врача темно-коричневую настойку и подал больному. Роже пить не хотел и себя больным не считал. Пришлось вливать юноше снадобье насильно. Через некоторое время после приема лекарства пилигриму стало очень хорошо и захотелось спать. Юношу проводили к его кровати. Рядом с новичком лежали страдавший падучей брат-рыцарь и византийский монах по имени Константин, у которого было кровотечение из внутренних органов.

Молодой француз проснулся через сутки. Караван, с которым он следовал, уже уехал. Роже сильно захотел есть. Брат-госпитальер, увидев, что юноша проснулся, спросил:

— Ну, что, легче стало?

— Все нормально, только голова кружится.

— Это от лекарства и истощения. Сейчас я принесу тебе поесть!

От принесенного на подносе ужина у больного потекли слюнки. Кусок баранины, приготовленный на огне и посыпанный пряностями, издавал дразнящие ароматы. Помолившись перед едой, пилигрим впился зубами в сочный кусок мяса. Потом, вспомнив свой призыв к посту, сильно смутился.

— Ешь, ешь, — говорил госпитальер. — На больных пост не распространяется, твоя болезнь уже серьезное испытание, не требующее дополнительных ограничений.

Константинопольский монах, который, несмотря на свою болезнь, от скоромного отказался, заметил:

— Физическое страдание ничто, оно лечит душу. Не надо идти на поводу у собственной плоти!

Страдавший от падучей брат-рыцарь Луи заметил:

— Тысячи не соблюдают пост, и ничего!

— Ты, брат-рыцарь, ведь монах, а говоришь такие вещи!

— Я лишь хочу сказать, что больному можно сделать послабление!

— Вы, братья-крестоносцы, постоянно нарушаете те обеты, которые вы обязаны соблюдать. Что говорит одна из заповедей? Не убий! А вы, сражаясь с неверными, постоянно проливаете кровь!

— Убить неверного — богоугодное дело! И что делать, если на твой дом напал грабитель? Позволить ему разорять твое жилище?

— Спаситель сказал: “Ударят по правой щеке, подставь левую!” У нас в Византии воинов, а не то что монахов, на пять лет отлучают от причастия, если они убьют в бою хоть одного турка!

— И кто вас будет тогда защищать от сарацинов?

— На все воля Всевышнего! Дело монаха молиться, а не воевать. Нам даже запрещено защищаться мечом от разбойников!

— Это не воля Всевышнего, это ваше неумение защитить свою веру!

Спорщики уже забыли, что было причиной спора, и отчаянно продолжали, сыпля аргументами, взахлеб ругая друг друга.

— Далее, — говорил византиец, — братья-храмовники дают деньги в рост. Это противно христианскому учению.

— Божье — Богу, кесарю — кесарево. Если не считать деньги, то все рухнет, кроме того, лично для себя ни один рыцарь Храма не взял ни дуката! Деньги ордена принадлежат Богу!