Мерси Шелли: Лишние детали (сборник)

– Проклятая древесная лягуха! – объяснил я свою теперешнюю бессонницу. – Ни хера не дает спать!

– Take my gun and take care, – предложил Мэт.

– Не, лучше молочка попью. Может, засну.

– It might help, too.

Но поднимаясь в спальню, я вновь услышал… Все окна в доме были открыты, и казалось, под каждым сидит пьяный сантехник и перепиливает толстую трубу мелким рашпилем. Я передумал возвращаться и вышел на улицу.

Ага, вот оно что! Их уже двое! Немного поодаль от первого источника звука завелся второй. И они, суки, теперь переговариваются! «Шрых» – «шырых-шырых»… «Шрых» – «шырых-шырых»… Я попробовал подойти ближе, но передвигаться в темноте по колючим кустам оказалось непросто.

Абзац! Царь Природы. На рубеже XXI века. В одних трусах на берегу ручья, в третьем часу ночи. Жертва напильникофобии. Разозлившись, я схватил горсть камней и запустил ими на звук. Потом еще очередь – по второму.

Странные звуки смолкли. Под ласковое пение цикад я вернулся в дом. Мэт оторвался от разноцветных макарон:

– Did ya show them bastards where Russian crayfish stay the whole fuck’n winter?

– Типа того.

Я поднялся в спальню и лег. Как хорошо – только цикады и вентилятор. Однако…

Блин, мне опять не спалось! Я понял, что лежу и думаю о древесной лягушке. Почему она кричит каждую ночь? Почему замолчала? Может, я убил редкое животное или помешал ему искать подругу? А может, это все-таки не животное, а какое-то странное явление природы? Бывает, деревья от мороза трещат. Интересно, трещат ли они от жары?

Тишина со слащавыми цикадами раздражала чем дальше, тем больше. Я снова встал и, стараясь идти тихо, вернулся к ручью. В воздухе висела какая-то безнадежность и пустота. Я пнул ногой булыжник. Он скатился в ручей и булькнул в воде.

И тут меня осенило. Я поднял два плоских камешка, успев подумать, что если меня сейчас увидит Мэт… («Знаешь, Джоди, наш русский совсем того. Ошизел парень без баб совершенно. Прикинь, выхожу ночью на веранду, а он у ручья голый стоит. И в каждой руке – по здоровому камню…»)

Да хер с ним, с Мэтом. Пусть дивится на загадочную русскую душу. Я потер камни друг о друга. Нет, не так. Повернул один камень ребром и снова потер: над ручьем раздалось «шырых-шырых». Потом еще раз.

И тут в отдалении – метров пятьдесят – раздался ответ.

«Зараза!» – вслух сказал я и почувствовал, что мой рот против воли растягивается в улыбку.

Напильник шырыхнул снова, уже значительно громче. Неожиданно для самого себя я размахнулся и швырнул камень в его сторону. Звук опять смолк – и тогда я пошел спать.

В одно из воскресений лета 2001 года жена вытащила из шкафа футболку с надписью Blue Moose, разбудив во мне давнюю ностальгию по тому смутному и вечно ускользающему объекту желаний, что зовется «идеальным кафе». Там, где я взял эту футболку, я еще не формулировал это так явно. Не формулировал и потом, в других городах и странах. И лишь спустя пять лет, в то самое воскресенье, понял, что всегда выискивал это смутное нечто. Подсознательно, но жестко отметал множество вариантов в той же Праге, выбирая именно тот столик, где через час познакомлюсь с Мартой и Стивом – конечно, случайно, но всё же…

Если бы не футболка, я, наверное, и не признался бы себе в этих играх. Я вообще забыл, что она у меня осталась, забитая в дальний угол шкафа. И не надевал ее с тех самых пор, как вернулся из Штатов. Может быть, даже подсознательно избегал такого напоминания. А может, просто потому, что она с длинными рукавами, в отличие от моих привычных T-shirts.

На футболке даже есть адрес: 248 Walnut Street, Morgantown WV. Стеклянный угол дома, черно-белый шахматный пол и штук восемь столиков, среди которых нет двух одинаковых. Запах какао и приглушенный контрабас Мингуса из колонок. Мое главное убежище от культурного шока, от слишком чужого мира и тоски по дому.

И одновременно – нечто вроде теплицы, где прорастали деревья новых знакомств. Смешливая Эдриан, рассказавшая мне, что открытый зонтик в помещении – плохая примета: «Лучше пусть останется мокрым, ты же всё равно не надеваешь его на себя!» Мрачный Шон, решивший вдруг оправдаться перед незнакомцем за строгий черный костюм: «Настоящий американец надевает костюм лишь в трех случаях, у меня сегодня не самое страшное…» Сэм и Дженнифер, затащившие меня в свой театр. Мэт и Чесс, с которыми я поселился на следующий год.

Было бы наивно думать, что эта стекляшка-кофейня в университетском городке совершенно переключила мне голову, подсадив на беспроигрышное удовольствие от столкновения с неизвестностью. Нет, конечно. Избавиться от шелухи стереотипов – это значит еще и понять в себе то, что уже никак не изменится. Но именно там, за угловым столиком в Blue Moose, теория хаоса перестала быть темой моей диссертации и стала темой жизни.