Майкл Суэнвик - Вакуумные цветы

– Хорошо, – обессиленно пробурчала Ребел. Ниши были маленькие – просто спальные места, вырубленные в скале. К веселому изумлению Стилихона и Вергилии, багаж занял одну нишу почти целиком.

– Как закрыть дверь?

– Дверь? – переспросила Вергилия.

Стилихон сказал:

– Не беспокойтесь о своих вещах. За некоторыми исключениями вроде вас, все неграждане, которым разрешен въезд на Деймос, жестко запрограммированы. У нас не воруют.

– Я хочу закрыть дверь, чтобы побыть одной.

– Побыть одной?

Устало кивнув головой, Ребел попыталась объяснить:

– Послушайте, мне было с вами очень интересно. Спасибо за помощь. А теперь оставьте меня, пожалуйста, в покое.

Она села на лежанку. Скала слабо пахла смесью оливкового и машинного масел.

– Уходите!

– Вероятно, вы не понимаете, – увещевательным тоном начал Стилихон, – как нужны нам новые граждане для выполнения великой задачи…

– Моя мать была гражданкой, – зло перебила его Ребел. – Вам это известно?

Вергилия и Стилихон смотрели на нее в полном недоумении.

– Да, она родилась здесь, на Деймосе. Ее воспитывали в детском саду. В десять лет стала гражданкой. Делала все, что положено, перепрограммировалась раз в год. Знаете, она была очень похожа на вас.

– Я не…

Ребел продолжала говорить, не слушая ответа, она так переутомилась, что была на грани истерики.

– И вот что самое интересное. Она работала в бригаде сеятелей на ледяном астероиде! Кажется, именно туда вы уговариваете меня пойти? Это была бригада новичков, так что мать работала там с самого начала. Летала на орбиту Сатурна заключать сделку с ледорубами. – Граждане смотрели на Ребел с раскрытым ртом. – В общем, она была образцовой постоянной гражданкой. Только путешествие от Сатурна до Марса занимает года два, даже с ранним ускорением и солнечным парусом. И за это время может проявиться свое "я". Ставка бригады думала, что в полете нет возможности приобрести необходимый для формирования личности индивидуальный опыт. Они потеряли бдительность. Но когда астероид проходил через пояса, произошла непредвиденная авария. Половина бригады погибла. Требовалось заменить механизмы и сделать капитальный ремонт большого проходческого щита. В ближайшем промышленном Кластере группа заказчиков, среди них моя мать, подписали контракт и вернулись. Кластер прислал монтажников, один из них стал моим отцом. Отличный парень, очень хороший работник, уверенный в себе, спокойный. Замечательный парень. Такие всем нравятся. И мать в него влюбилась. Понимаете? Сначала она не знала, что с ней, ведь граждане не влюбляются, правда? Они не могут. Когда мать сообразила, что к чему, она уже так далеко зашла, что не хотела возвращаться. Отец улыбнулся ей, и она с ним сбежала. В Кластере она попросила экономического убежища, и бригаде пришлось уехать без нее. – У Ребел пересохло в горле. Она кашлянула, прикрыв рот кулаком. – Понимаете, что я говорю? Я знаю о вас все. Я наслышалась о ваших фокусах еще в детстве. Я знаю все ваши уловки, но меня вы не проведете. Ясно?

Стилихон с чопорным видом повернулся и пошел прочь. Вергилия задержалась, чтобы сказать:

– Мне жаль, что ваша мать совершила сексуальное преступление и лишила вас права гражданства по рождению. Но это не оправдывает вашу грубость.

И тоже ушла.

Камень холодил спину Ребел и подрагивал от далекого рокота землеройных машин. Ребел подташнивало, голова болела. Воспоминания Эвкрейши завладели ею полностью. В прошлом Эвкрейши были эпизоды, о которых она даже не задумывалась, но они остались в памяти и теперь воскресли.

Но вместе с жутким грузом воспоминаний Эвкрейши пришла неожиданная догадка. Она поняла, почему мать изводила ее неинтересными, нудными рассказами о коридорах Деймоса, о тихих страданиях, унылом однообразии и нескончаемом труде. Чем были вызваны внезапные, необъяснимые вспышки гнева, случайные запреты, необоснованные наказания. Мать робко, неумело пыталась привить Эвкрейше отвращение к Народному Марсу. Воспитать в ней свободолюбие, которое никогда не позволит ей вернуться на родную луну ее матери и подчиниться программе.

И вот она здесь, в тех самых старых тоннелях.

«Это не мое прошлое, – думала Ребел. – Это не моя вина».

И все же, когда она лежала вот так в лишенном дверей закутке и мимо сновали и время от времени поглядывали на нее с холодным любопытством граждане, а по каменным стенам прокатывалось эхо грохочущих вдалеке машин, ей очень хотелось плакать.