Александр Прозоров: Молот Одина

– А может, лучше великую Макошь в Крым доставить, сварожич?

– Можно и так, – пожал плечами Викентий. – Но только если мы все вместе сие делать станем, одной общей армией.

– Это измена, Один! – стали вскакивать уже славянские воины.

– Ты так полагаешь, Переслав? – ткнул пальцем в грудь близкого воеводу Викентий. – Я уже скоро год, как с лесовиками воюю. Ты знаешь, сварожич, что каждый раз, когда мне удавалось поговорить с оборотнями, они всегда и сразу соглашались на мир, не требуя взамен ничего, кроме уважения? Всегда! Скажи, ради чего мы с ними воюем? Они хотят того же, что и мы! Ради чего мы сейчас вырезаем скифов? Они не умеют жить в лесах, мы не умеем жить в степи. Тогда что нам с ними делить? Каждый раз, Карачун, каждый раз, Переслав, когда мы, простые воины, встречаемся напрямую, оказывается, что нам не за что воевать! Что мы хотим одного и того же. Что мы можем просто выпить, обняться и разойтись, и всем от этого будет хорошо. Единственное, из-за чего мы умираем, из-за чего убиваем друг друга, – это бабья дурь!

– И что же ты предлагаешь сделать, сварожич? – спросил Карачун.

– Этим миром должны править воины! – Бог войны выхватил из петли боевой молот и с такой силой ударил им в землю, что твердь вздрогнула, загудела, а по всей поверхности воды побежала рябь. – Не бабы должны решать вопросы войны и мира, а те, кто проливает кровь в походах! Веселиться на победном пиру должны те, кто добыл эту победу! Ратная добыча должна обогащать того, кто за нее дрался! Почет и слава принадлежат рисковавшим жизнью!

По рядам воинов тоже прокатился гул. Слова великого Одина явно угодили в точку.

– Слушайте меня, братья по крови, храбрые мужи подлунного мира! – вернул оружие в петлю Викентий. – Я, бог войны, говорю вам!.. Пусть те из вас, кто так же, как я, любит лихую кровавую сечу, любит рисковать головой ради славы и веселья, кто не ищет теплой жены и уютного дома, идут со мной. Мы будем много драться! Мы будем наслаждаться битвами и гулять на хмельных победных пирах! Мы будем кутаться в трофейные меха и тискать покорных женщин! Мы пройдем этот мир от края и до края, скрестив мечи с каждым достойным воином, и оставим память о себе в веках! Те же, кому дорог свой дом, кто любит жену и детей – пусть берут оружие и утром возвращаются к себе. И никогда более не обнажают клинка иначе, как для защиты своего родного порога. Своей земли, своей родины. Если вы все уйдете домой, война закончится. И коли бабам так хочется крови, пусть точат ногти, съезжаются и царапают друг другу моськи!

По рядам воинов пробежал смешок.

– Дозволь слово молвить, великий Один, – протиснулся вперед рыжебородый Чурила. – Тебе хорошо говорить, ты бессмертный. Ты можешь скитаться в боях и странствиях вечно. Но если мы отречемся от родных богинь, они тоже отрекутся от нас. И тогда в час нашей смерти никто не примет нашей души, никто не проводит нас в Золотой мир, никто не укажет нам Калинова моста над рекой Смородиной. И станем мы, великий, проклятыми, неприкаянными душами, что скитаются по свету в унынии и тоске, никому не нужные, никчемные, одинокие, пустые…

– Это верно, – вдруг вспомнили скифы. – Великая праматерь собирает наши души и сберегает их в священном ковчеге, дабы вернуть нас к жизни, когда настанет счастливый век всеобщей сытости и здоровья.

– Вот как раз это – совсем не проблема, – внезапно прозвучал тихий женский голос из сумрака за костром, и в танцующий свет пламени ступила стройная юная дева с короткими темными волосами, едва достающими до плеч. – Я могу собирать души. Я умею, мне это совсем не сложно.

Девушка неторопливо прошла между скифскими и славянскими воинами, встала за спиной бога войны:

– И даже больше, мальчики. Я могу создать для вас свой собственный, особый загробный мир. Не рай, не ад, не Золотой мир, не ковчег, а совершенно такой, какой вы сами захотите и попросите.

Валентина обняла Викентия сзади, опустила подбородок ему на плечо, улыбнулась и стрельнула глазами по сторонам:

– Так что скажете, мальчики? Повеселимся?