Александр Прозоров: Молот Одина

Скромное начало долгого-долгого пути.

Любый вышел на воздух, прошел по скрипучему снегу в святилище. Остановился перед собственным истуканом, прижался спиной к столбу. Вытянул из-под одежды серебряный амулет с янтарной вставкой внутри, коснулся его губами, сжал в кулаке и опустил веки, вызывая в памяти драгоценный образ Катерины – ее лицо, руки, плечи, ее голос, ее запах.

– Я люблю тебя, родная, – прошептал могучий лесной колдун. – Я помню о тебе и о своем обещании. Я вернусь, и ты станешь королевой всего мира.

Он снял одежду, перекинулся в волка и заскользил над чащами и болотами в сторону города…

Да-да – города. По сторонам от обширной пещеры великого оборотня, над ней, на ближних подступах, везде, где только можно окрест, преданные своему вождю лесовики выстроили множество чумов – и Любый уже начинал подумывать о том, чтобы построить вокруг крепостную стену. Его столица стала слишком большой, чтобы ее прятать. А что невозможно прятать – нужно защищать.

Появление у сварожичей нового бога сильно спутало планы Лю́бого и причинило ему немало боли. Ведь смерть каждого из своих воспитанников, каждого из детей небесных духов он ощущал как свою. На время лесной колдун даже решил отступить. Однако маленькая ловушка, устроенная им великому Одину, наверняка уже лишила славян столь важного преимущества. И весной они снова окажутся храбры, но беззащитны.

Любый не мог выдавить славянских богов из городов с такой же легкостью, с какой вытеснял их из деревенских святилищ. Горожане куда сплоченнее селян, их боги всегда рядом с ними, в твердынях стоят большие дружины. Горожане выдавили лесовиков и первородные народы далеко прочь от своих крепостей. Так просто в городские святилища колдуну было не попасть. Только силой – захватив твердыни и выбросив, утопив священные камни славян. И поставив вместо них свой истукан. Иначе – никак.

Войну требовалось продолжить.

В эти же самые часы в храме Девы, в далеком Крыму, тоже говорили о войне. Стража вынесла из храма Девы раненого Тогая, сына Карачана, что поведал богине о схватке на берегу Итиля, унесшей жизни трех ее потомков. И признался могучей Табити в клятве не причинять более вреда славянам.

Заметно побледневшая в горе женщина, словно борясь со смертным холодом, ступила на край очага, в котором жарко полыхал высокий священный огонь. Пламя лизнуло край одежды, быстро поползло вверх по юбке. Кожа от жара трещала и быстро скручивалась, съеживалась, а высвободившиеся из заточения змеи одна за другой подняли головы и завороженно уставились в огонь. Потеряв твердость опоры, Табити просела на своих гибких ногах заметно ниже, чем обычно, и пламя забралось по одежде до самой груди.

– Матушка, мне очень жаль. – Юная богиня Ящера, хрупкая телом, но могучая своим даром, с покрытым темными пятнами лицом, мелкими рывками, с трудом добралась до прародительницы скифов. Длинное платье, скользящее подолом по каменным плитам пола, скрывало ее ноги, но было понятно, что там тоже таились некие беды.

– Еще никогда в жизни я не терпела столь сокрушительного разгрома! – покачала головой великая богиня. – Это просто катастрофа.

– Трое не самых сильных потомков? – осторожно спросила девушка. – И три десятка смертных?

– Неужели ты не поняла, какой страшный яд славянский бог впрыснул в сию крохотную ранку?! – резко повернулась к ней всемогущая Табити. – Он зародил в душах моих детей сомнение! Сомнение в моей правоте, ибо по степи уже разошлись слухи о том, что начавшаяся война идет не ради чести и справедливости, а из-за моей глупой, пустой и бессмысленной прихоти. Этот могущественный враг лишил сердца скифов отваги. Ибо вся степь уже знает, что великий Один прощает и отпускает пленных. Кто захочет драться насмерть, если знает, что рана или плен спасут ему жизнь? Умереть из-за моей глупости, проявляя отвагу, или выжить, сражаясь осторожно и с ленцой, вот с какими мыслями теперь пойдут в битву скифские воины! Как полагаешь, каковы шансы победить с подобным настроением?

– Тогда почему ты не наказала предателей, давших клятву сварожичу? Почему не обратила их в камень?

– Крикнуть на всю степь о своей беспримерной злобности? – склонила набок голову праматерь скифов. – Убить воинов, столь храбрых, что даже лютый враг, восхищенный их отвагой, подарил им свободу и жизнь? Доченька, ты хочешь, чтобы наши дети отвернулись от нас прямо сейчас? Это была третья ловушка нового бога славян. По счастью, мне хватило ума в нее не попасться.