Дарья Зарубина - Родная кровь

– Именно, – кивнул люд.

– Я даю вам это слово и готов нести перед вами любую ответственность за его неисполнение, – твёрдо произнёс Лисин. – Я добром уговорил Настю продать книгу: не отнимал, не воровал и не угрожал ей. Вы получаете абсолютно чистый, с точки зрения магической охраны, дневник.

– Ещё не получаю, – уточнил антиквар. – Сделка будет завершена после продажи.

– Я рад, что мы с вами одинаково понимаем происходящее.

– Остряк… – Святомир прижал дневник к груди и кивнул: – Тридцать пять процентов от цены последующей продажи.

– Или любого другого дохода, который принесёт эта книга, – тут же добавил Влад.

– Мы договорились, – кивнул люд. – Убирайся!

– С вами было приятно иметь дело.

Лисин вышел из дома, прищурился на солнце, улыбнулся и достал телефон:

– Ашрав?

Всю дорогу бабушки были заняты Кириллом: расспрашивали его о детском садике, о друзьях, о жизни, играли в слова в «что видишь в окне». Однажды, когда заговорили о бабушке Соне, Настя хотела вмешаться, но не успела – от слёз перехватило горло, и услышала, как сын спокойно заявил, что знает – бабушка Соня ушла туда, куда ушёл взрослый мальчик из другой палаты, и куда уходят все, когда умирают, и он тоже уйдёт и побудет там с бабушкой Соней, пока мама не постареет и не придёт к ним.

– Бабушка Соня может ещё подождать, – тихим голосом, боясь разреветься, сказала Настя. – Я тебя не отпущу. Ты выздоровеешь.

Кирилл отрицательно помотал головой, сообщив, что слышал, как медсёстры о нём говорили, и Насте искренне захотелось вернуться, чтобы как следует приложить этих болтливых дур.

– И ты, когда умрёшь, тоже придёшь к нам, – авторитетно заявил Кирилл бабушке Кате. – Я тебя там буду ждать и познакомлю с бабушкой Соней. Она строгая, но добрая и всегда нас с мамой защищала от плохих людей.

Екатерина Фёдоровна расплакалась, промокая глаза платочком и нежно поглаживая Кирилла по рукам и светлым волосам. Увернуться от нежностей новой бабушки мальчику мешали ремни детского кресла. Марина, было видно, тоже с трудом сдерживала слёзы, а вот Настя словам сына удивилась:

– Каких плохих людей?

– Которые хотят тебя забрать, – очень спокойно ответил Кирилл. – Они приходили за той бабушкой, которую я не помню, дали ей отравленную книжку, и потому она умерла.

У Насти расширились глаза, и она тут же вспомнила о странных приступах и подозрении Лисина, что их вызывает дневник. Не могло ли получиться так, что старая Энгель не подарок ей оставила в подполе, а спрятала там смертельно опасную вещь?

Но расспрашивать сына в присутствии ничего не знающих о магии бабушек девушка не стала, решила дождаться Лисина и всё ему рассказать.

«А уж он придумает, что делать. Он всегда придумывает…»

При мысли о молодом маге Насте стало тепло. И немного неуютно от того, что его нет рядом. Мучительно захотелось побыстрее преодолеть оставшиеся километры и очутиться под защитой если не самого мага, то его жилища, казавшегося девушке едва ли не самым надёжным и безопасным местом в этом внезапно так сильно изменившемся для неё мире. Мысль о том, что скоро они окажутся в квартире Лисина, наполнила душу странным спокойствием, и Настя задремала, прислонившись лбом к стеклу, представляя себе «холостяцкую» квартиру мага: большую комнату с минимумом мебели. Никаких драпировок или штор, всё утилитарно и аскетично.

Она проснулась, когда машина остановилась во дворе панельной пятиэтажки. Кирилл дремал в кресле и, к удивлению Насти, не показался таким бледным, как при выписке из больницы: то ли дорога взбодрила, то ли солнце ласково прикоснулось к нежной коже ребёнка. Екатерина Фёдоровна щебетала что-то о том, что «у Риточки Вадимовны было бы лучше, хотя и Зюзино – хороший район», а молчаливая и заметно уставшая от сидения в одной позе Марина выгружала из багажника сумки. Которые, как единственный мужчина в компании, взял на себя водитель.

Екатерина Фёдоровна решила, что Кирилла лучше пока не будить: во дворе тепло, в машине тенёк, и если открыть двери – то какой-никакой свежий воздух, а они с Мариной с ним посидят, покараулят, и поэтому наверх Настя и Васильев отправились вдвоём.

Дверь в квартиру Лисина оказалась обычной, металлической, с тёмно-серым антивандальным покрытием, а мебели внутри и впрямь было немного, но она не выглядела мужской и тем более холостяцкой. На мягком диване с округлыми спинками лежало несколько вышитых подушек, чуть вылинявших, но всё ещё ярких и сразу бросающихся в глаза. При этом они не очень сочетались с остальным интерьером. Синие, без рисунка, шторы настолько плотные, что с их помощью можно было легко превратить ясный день в глухие сумерки. Тёмно-синий палас на полу и люстра синего стекла на потолке. Всё остальное – бежевое: полки, обивка дивана и кресел.