Питер Маклин - Костяной капеллан

Пива было хоть залейся, и это тоже было хорошо. Во всей стране, как уже писалось, свирепствовал голод, и земли к югу от этих мест были объедены почти до крошки. В этом же трактире, в этом захудалом местечковом трактире посреди захудалого ярмарочного городишки – в нём всё-таки нашлись и бочки с пивом в погребе, и жилистое мясо, и немного корнеплодов на кухне. Значит, мы движемся впереди основного войска, и за это воздал я хвалу Госпоже нашей.

Я снова сел, размышляя о нашем положении, покуда ребята вокруг меня надирались до беспамятства. Немного погодя пришла Анна Кровавая и вновь подсела ко мне, держа в каждой руке по кружке. Поставила на стол, молча со мною переглянулась. Анна была намного трезвее прочих, верно, даже вовсе не опьянела. По ней это было сложно понять. В моих глазах всё равно она оставалась моей правой рукой, даром что сэр Эланд воображал ею себя. Не то чтобы я знал, насколько можно полагаться на Анну, но сэру Эланду доверять вообще нельзя. О, Анне я бы доверил свою жизнь на поле битвы, это уж без сомнения. И так на самом деле не раз уже бывало, и я считал за честь звать её своим другом, но теперь, когда мы почти дома? Теперь мы, можно считать, уже вернулись, нас звало к себе семейное дело, а это совершенно другой расклад.

– Выпей, начальник, – сказала она, пододвинув одну из кружек ко мне. Я кивнул и отхлебнул чутка из благодарности, хотя по-настоящему и не хотелось.

– Заметила, как этот городок называется, Анна? – спросил я. Она пожала плечами.

– Да что-то там на «-форд». Грабельсфорд? Цапельсфорд? Вот навроде этого.

– Ничего странным здесь не показалось?

И снова она пожала плечами:

– Ярмарочный городишко. Они все как один.

Она была права; такие городки действительно все были как один. Сожжённые, опустошённые голодом, выкошенные чумой – все без исключения, какие нам ни встречались в нашем долгом и медленном походе домой. Все вплоть до этого.

– Этот не такой, – сказал я. – Этот не вымер.

– Недолго ему осталось, – ответила Анна. – Здесь три тысячи голодных ртов.

Надо признать, в её словах был резон. В такие уж времена мы жили. И пока дело обстояло именно так, мы могли воспользоваться этим по полной.

Наутро я проснулся, уткнувшись лицом в сложенные на столе руки, – конечности не слушались, а башка трещала. Я выпрямился, сглотнул слюну, отдающую прокисшим пивом.

Большая часть отряда всё ещё лежала вповалку там же, где упала, – все, кроме Анны Кровавой. Она сидела у двери – обрезала ногти остриём кинжала и, очевидно, несла вахту часового. Она, Анна, была хорошим солдатом. Должен же быть в отряде хоть один хороший солдат!

– Утро доброе, начальник, – поприветствовала она.

Кивнув ей в ответ, я встал и направился на задний двор, чтобы справить нужду. Кухню, увидел я, обобрали подчистую, все шкафы и ящики были нараспашку, а всё съедобное из них уже выгребли. Умел-таки Котелок добывать провизию, тут надо отдать ему должное.

Я остановился на грязном дворике за трактиром, и моя струя слилась с утренней моросью. Было зябко, а всё вокруг как бы окрасилось цветом свежего дерьма. Может, городок этот пока ещё не вымер, но было видно, что осталось ему недолго, а прибытие нашего полка, несомненно, ускорит его кончину.

Возвёл я глаза к низко нависшему небу и прикинул, что время где-то час после рассвета. Подтянул и подпоясал портки, затем прислонился ненадолго к двери и задумался.

Вот мы уже в трёх, ну, может, четырёх дневных переходах от Эллинбурга. Уверен – в этом городке полк распадётся. Здесь повсюду земледельческие угодья, а ребята по большей части из сельских, и им не терпится вернуться к родным полям, жёнам, свиньям да овцам. Кому повезло, тем даже есть к чему возвращаться. Ну а мы с Йоханом выросли в городе, так же как Лука Жирный и Котелок. Взрослели мы вместе все четверо, вместе учились в школе. Эти двое знали, что у меня за дело, а Лука до войны нам в нём нет-нет да и подсоблял. Малый был он добрый и при необходимости очень изворотливый. Может, он и был жирен, но при этом силён, а уж дрался отменно. О, Госпожа, и умел же он драться!

Из Котелка боец был никудышный, зато он умел воровать и готовить пищу, и этими двумя умениями приносил огромную пользу. Во всяком случае, в полку, где драться умели почти все, а вот готовить – едва ли, ему цены не было. Я был рад тому, что он тогда влился в нашу братию, рад я был и тому, что теперь он у нас в отряде.

Чем же займутся в городе остальные – сэр Эланд, Брак, Стефан, Анна Кровавая, Борис, Ник Нож и все прочие? Сэр Эланд говаривал – бывал он, дескать, в Даннсбурге, даже при дворе, впрочем, верить этому стоило не больше, чем басням о его предполагаемом рыцарстве. При дворе – при дворе той самой королевы, сражаясь за которую, мы прошли всё это адское пекло, – не очень-то жаловали подобных сэру Эланду. Я даже толком не имел понятия, какая она из себя, королева-то. И всё же сэр Эланд так красочно плёл, что, ежели ты глуп или пьян, то во хмелю его россказни покажутся даже в чём-то убедительными, так что, полагаю, он, на худой конец, и впрямь видел какой-нибудь город. Впрочем, точно не Эллинбург. Там-то он явно не был. Выговор его походил на южный или западный, ну а мы вот уж несколько недель двигались на север. Там, на севере, был наш дом – вдали от границы. Вдали от войны. Там, среди холодных болотистых холмов, набирали наш полк, и там же он вновь распадётся.