Жанна Пояркова - Отступник

Люди говорят, что Бог их покинул. Но на самом деле это мы его покидаем, это я ушел. Сворачивая с дороги, чтобы испытать свою крепость, я забыл, как возвращаться. В погоне за опытом потерял невинность, которая позволяла обнаружить путь снова. Каждый раз я уходил все дальше и дальше, пока не исчез в бесконечном лесу. В мире Бога все обратимо, все можно исправить, мертвого можно воскресить, оступившегося – простить. В мирских же городах царит окончательность. Пустота. Необратимость.

Грубость окружения подавляла. Я не понимал, как да Косте и Лютеру удается удерживать лагерь в повиновении, почему Кари не растерзали и не выкинули в канаву, как она того заслуживает. Однако ее предложение сулило и статус, и деньги, пусть и ненадолго, так что я согласился. Даже в самовольном изгнании я не был готов устремиться дальше по карте. Без инквизиторов не бывает суда, ведь только они точно знают, солгал ли подсудимый или свидетель, но я ослеп. Еретики просили, чтобы я устанавливал правду, говоря с Богом, в которого больше не верил и которого не слышал. Или так они собирались еще сильнее раздразнить Армаду, насмехаясь над титулами духовенства и пародируя обряды? Что ж, я не видел смысла отказывать.

– А ты ведь думал, что можешь прикарманить Бога? Что он только твой, а? Ха-ха-ха! – засмеялся пьяный. – И теперь его слышат все, все, кроме тебя!

Он бредил, но лихорадочный смех пронимал. Лагерь был велик, страшен, находившиеся в нем люди – темны лицом. Они смотрели в небо и ждали, когда то взорвется и запахнет порохом; они спали, пили и задыхались от страсти прямо на краю затянутого туманом города мертвых, куда, по преданию шуай, трупы уходили, чтобы обрести покой. Но, в отличие от разбойников, воевавших лихо и весело, желающих трофеев и простой, понятной победы, здесь собрались люди, которых я до конца не мог понять. На пути сюда я встречал безбожников, видел подлецов, делил хлеб с теми, кто не может заглянуть за границы простой крестьянской жизни, видел разочарованных, потерявшихся, как и я сам.

Но армия Кари была другой. Они называли себя кхола, «людьми ясности», и хотели абсолютного неповиновения, холодной свободы без творца и без рая. Ими двигала гордость, неведомая мне одержимость. Я хотел занять этой одержимости, ража, совершить богохульство, втайне надеясь, что это привлечет внимание Бога, но никак не мог научиться.

– Тебе выделили шатер, инквизитор. – Ко мне подошел рыжий молодой бандит. – На самом краю обрыва, отличный вид.

Я молча кивнул, и мы пошли между кострами. Сбоку весело пела женщина, волосы переливались в отблесках пламени, а сидящие полукругом неторопливо отбивали ритм ладонями.

– Трудновато тебе придется, а, инквизитор? Я слыхал, такие, как ты, с детства учатся по церковным книгам, сплошные церковники рядом. Церковник за отца, церковник за мать, церковники в друзьях, повсюду святые образа – тут поневоле начнешь отбивать поклоны. Кари говорит…

Мне не хотелось ничего слушать, но рыжий продолжал. Речь вплеталась в рисунок, выложенный заревом костров, во вскрики спящих или обрывки разговоров. Что-то из сказанного я знал и сам, но из уст плохо образованного бродяги это звучало оскорбительно. Многолетнее обучение в боевом аббатстве и впрямь давало о себе знать. Что-то из его слов казалось страшной, неприглядной ересью, которую нужно затоптать и уничтожить, пока и другие люди с такими же простыми лицами не начали это повторять. Но я сдерживался, нарушая прежние запреты. Странно, что раны никак не заживали.

– Вот, инквизитор. – Рыжий довел меня почти до того места, где холм разрывала жесткая вертикальная линия; внизу расстилался невидимый город шуай. – Располагайся. Скоро начнешь вершить суд. Завтра к нам посол приедет, наверняка горазд приврать.

Когда я шел в войско бунтовщиков, то ожидал презрения, насмешек, злобы. Но, как ни странно, к изрядно истрепанной одежде дознавателя в войске Кари отнеслись уважительно. Люди здесь не соотносили способности инквизиторов с верой. Многие не раз видели, как инквизиторы с ходу отличают самую изощренную ложь от истины, и местные не ставили мне в вину несправедливые приговоры, вынесенные церковными судьями. «Определять правду – дело инквизитора, выносить приговор во благо церкви и Бога-отца – дело судьи», – любил говорить Робер Кре, но на деле судьи часто руководствовались не благом кого бы то ни было, а собственным кошельком или указаниями пастырей. Люди из войска Кари жалели, что полезное орудие побывало в плохих руках. Но теперь я, орудие, попал в нужное место, поэтому рыжий был доволен и, уходя, даже оставил кувшин вина.