Дарья Романова - Три нити

При мысли о разлетевшейся на куски посудине что-то зудело в черепе; уши наполнялись шумом, но чем сильнее она старалась пробиться сквозь него, ухватить за хвост ускользающее воспоминание, тем сильнее становился гул. Наконец, когда голова уже раскалывалась от боли, а перед глазами дрожали слепые пятна, она отступалась и, растерев лоб, принималась за работу.

День ото дня стражи кашляли все отчаяннее, а их улов становился все страннее, пока однажды ей не принесли нечто и вовсе неведомое. Это была огромная рыбина, не уместившаяся даже на подносе: стражам пришлось тащить ее подмышками, кряхтя и приседая от тяжести. Видом тварь походила на валун, выброшенный волнами: тупой нос, бочки-бока с парой мясистых плавников, беззубый рот-трещина… Когда она поддела белые губы пальцами, те разошлись на полтора локтя в ширину, открывая глотку – колодец, вымощенный костяными кольцами (всего она насчитала десять). Рыба была слепа: в поддернутых синеватой дымкой зрачках ворочалось что-то светящееся; зацепив одну такую штуку ногтем, она вытащила наружу мелкого рачка-паразита, глубоко укоренившегося в глазном яблоке. Но еще удивительнее была шкура великанши: темную «нижнюю» кожу покрывал сверкающий налет толщиной в два-три пальца, как будто рыбина сплошь заледенела. Пришлось немало потрудиться, чтобы разодрать этот жесткий покров.

От мяса создания разило застоявшейся мочой; так же на исходе года воняли стражи, у которых мытье было не в почете, но сейчас даже они отвернулись и прикрылись рукавицами, спасаясь от смрада. Ей же выбирать не приходилось; стараясь пореже дышать, она запустила руки в холодные склизкие внутренности. Вдруг что-то больно кольнуло мизинец, проскочив между пластин панциря. Торопливо оглянувшись (стражи все еще смотрели в другую сторону), она вынула сизый, покрытый переливчатой пленкой желудок и положила на настил. Его содержимое – жидкая кашица из остатков кальмаров и рыб, – тут же растеклось розоватой лужей; но среди отбросов было что-то еще. Металл… и не золото, а железо! Тонкий и прочный прут длиною в две ладони, заостренный на конце.

Радость обдала ее, защекотала, как облако горячего пара. Этого она ждала, столько дней, столько лет! Осталось потерпеть совсем немного… Она присыпала находку снегом – и вовремя: один из стражей как раз обернулся, чтобы проверить, как идет работа. До самого вечера она делала вид, что усердно копается в рыбьих потрохах. Наконец небо стало темнеть – как всегда, от краев к середине, будто мокнущая тряпка, – и стражи засобирались в обратный путь.

– Пойду отолью, – сказал тот, что с искалеченной рукой. – А ты забери золото.

– Ладно! – нехотя буркнул другой и, пока его товарищ побрел к краю равнины, окинул тоскливым взглядом развороченное брюхо морской твари. – Ну, что там у тебя?

Сегодня она не нашла золота, но украдкой отковыряла со стеклянистой рыбьей шкуры дюжину осколков, щедро полила их грязью – так, чтобы крупицы полуутонули в бурой жиже, – и указала на блеск поддельного сокровища.

– Ничего не видно, – прошипел страж, уставившись вниз. Темнота слепила его – на то и был расчет! Она думала, что мужчина просто наклонится поближе, но вышло еще лучше. Чертыхаясь, страж стянул маску, нужную днем, но мешающую ночью, и подался вперед, бормоча: «Где это проклятое золото?..»

Чужое лицо зависло перед ней – бледное, круглое, с прозрачными щетинками усов и бровей. Пальцы сжались на спрятанном в снегу оружии; у нее была только одна попытка. Стиснув зубы, она взмолилась кому угодно – кому угодно, кто может помочь! – и воткнула иглу в левый глаз стража. Как по маслу, та прошла сквозь студенистое вещество и тонкую кость глазницы, погрузившись внутрь черепа. Страж открыл рот, но не вскрикнул, а просто повалился набок, в жидкую грязь, и так и остался лежать неподвижно.

Во рту пересохло. Сердце бешено колотилось, ноги подгибались, а руки дрожали, точно сушащиеся на ветру селедки, но она заставила себя выполнить все, что прежде задумала. Первым делом обыскала мертвеца: совать ладонь в жаркое, душное пространство между засаленной одеждой и голой, грязной кожей было неприятно – даже хуже, чем потрошить морских уродцев; но что поделать! Зато она нашла, что искала – ключи от замков с левого столба, – и отстегнула две из четырех цепей, удерживающих ее в этом проклятом месте. После она забрала у мертвеца нож и копье, расстегнула длинные полы его шубы, подперла покатую грудь крюком – так, чтобы казалось, будто он стоит на коленях, запустив руки по локоть в развороченные внутренности рыбы – а сама спряталась под этим мясным навесом и стала ждать.