Владимир Микульский - Незаконнорожденный. Посольство в преисподнюю

– Конь, работавший груженым ослом, недостоин носить седло царя! – это правило неукоснительно соблюдалось им.

Несколько уцелевших конюхов по-прежнему ухаживали за скакунами.

Караван шел строго на восход солнца, туда, где вот-вот должен был открыться левый рукав Евфрата. Передовой дозор, поднявшись на вершину очередного холма, остановился. Солдаты дозора, обернувшись в сторону каравана, призывно замахали руками, показывая вперед, обнимались и буквально прыгали по вершине.

– Река, – радостно объявили они Набонасару, когда он, бросив у подножия холма коня, с трудом поднялся на его вершину.

И действительно, впереди, через пару гряд невысоких холмов, видна была линия реки.

– Ну, наконец-то! – радостно воскликнул Хутрап, узнав про близость реки, – а то, казалось, мы никогда не дойдем до нее!

Караван ускорил шаг, даже верблюды, почуяв близкую воду, пошли быстрее.

Сразу же за последним холмом травянистая растительность сменилась на горячий песок, занимавший обширную площадь вплоть до самого берега. Впереди виднелся песчаный холм, словно перенесенный сюда ветрами из далекой пустыни.

Караван направился к реке. Люди и животные уже воочию видели быстро бегущую воду и наперегонки устремились к ней. Но вдруг песок буквально поплыл под их ногами, и они стали проваливаться вглубь него, как в трясину. Тревожно заржали лошади, заревели верблюды.

– Зыбучие пески! Скорее назад! – раздались крики.

Люди бросились назад, но пески уже не отпускали свою жертву, а жертвой был весь караван. Тем, кто находился сзади, всего ничего было до края песка, но и они не могли сделать ни шагу, постепенно погружаясь вглубь жидкой грязи.

Лошадь под Энинрис начала биться, с каждым рывком уходя все глубже и глубже. Она пронзительно закричала. Скандинав, который находился неподалеку, лег на песок как на воду, и, в несколько сильных гребков буквально проплыв по нему, вырвал ее из седла и отбросил к медленно погружавшимся верблюдам.

– Становись им на спину! – крикнул он.

Со всех сторон слышны были проклятия, ругань. Люди пытались выбраться из неожиданного грязевого плена, но им это не удавалось. Еще никто не понял серьезность сложившегося положения, все восприняли это как временное недоразумение. Скандинаву это было уже понятно. Как и понятно то, что скоро начнется всеобщая паника, и тогда вообще никто не спасется.

Взгляд его скользнул по окрестности, и вдруг он на вершине песчаного холма увидел характерную фигуру.

– Проклятье, – зло выдохнул скандинав, глядя на пытавшихся выбраться из предательской грязевой трясины молодых жрецов, – вот как отражается нечетко выполненное распоряжение!

На вершине холма, подняв вверх руки, в маске птицы с длинным разинутым клювом на голове, стоял уцелевший колдун, которого упустили молодые жрецы, бросившись спасать десяток солдат. Десяток они спасли, но теперь погибали сотни, в том числе и спасенный десяток. Рядом с колдуном стояли четверо его сопровождающих, живыми выскользнувших из ночной битвы.

Колдун бормотал заклинания, и мокрый песок понемногу, медленно, но неотвратимо поглощал то, что было на его поверхности.

Скандинав, бросив взгляд на находившихся рядом верблюдов, которые уже не могли перебирать ногами, и с огромным трудом подобравшись поближе, кинжалом разрезал поклажу на одном из них. Она посыпалась в грязь. Дотянувшись рукой до небольшого походного столика, скандинав отломил крышку и мечом разрубил ее на две части. Тут же сильными ударами кинжала сделал в каждой части несколько небольших отверстий. Торопясь, протянул в них веревку, до этого связывавшую поклажу на верблюде. Затем запрыгнул на спину какому-то ближайшему верблюду, отреагировавшему на это диким ревом, быстро прикрутил веревками доски к ногам и снова спрыгнул в грязь. Теперь скандинав стоял на досках, словно на с детства знакомых ему лыжах. И он побежал на них в сторону колдуна, высоко поднимая колени. Мокрая густая грязь не успевал расступиться под широкими досками, и не успевала засосать быстро передвигающегося по ней человека. Со стороны это выглядело смешно. Не будь все в отчаянном положении, на долю скандинава выпало бы немало смешков. Но было не до смеха. Речь шла о жизни и смерти.

И колдун, и его сопровождающие сразу же обнаружили бегущего к ним человека. Сначала его неуклюжие движения вызывали у них смех. По мере его приближения смех сменился на тревогу. А затем солдаты колдуна столпились на вершине, не спускаясь, однако, вниз, и, размахивая мечами, что-то с угрозой кричали. Очевидно, песок не был вязким только на небольшом расстоянии вокруг колдуна. Это отметил про себя скандинав, не прекращая бег. Пот заливал глаза, ноги постепенно наливались свинцом, доски стали неимоверно тяжелыми от налипшей грязи, но останавливаться было нельзя. Если остановиться для отдыха, то, несмотря на большую площадь опоры, доски неминуемо начнут погружаться, и тогда вырвать их из грязевого плена не удастся никакими силами. А это означало гибель. Это скандинав знал хорошо. Конечно, найдись хотя бы у одного из четверых, стоящих на вершине холма, лук, шансов достигнуть вершины у скандинава не было бы. Но колдун и его сопровождение удирали ночью так стремительно, что было бы удивительно, что у них сохранились хотя бы мечи. И в самом деле, мечи были у троих из них, четвертый размахивал лишь коротким кинжалом.