Крис Энгель - Остатняя печать

– Там это случилось, – прогудел он низким басом, – осматривайся, ведун, твори свою волшбу, но поторопись: вскорости должны явиться посланцы из монастыря, забрать останки для похорон. Дела мирские им не интересны, не поймут они нужды твоей.

– Моя нужда – помочь найти виновного, – напомнил я.

– Для храмовников меньшей бедой будет убивца упустить, нежели покойных зря тревожить, да и недолюбливают они вашего брата. Так что не мешкай, проходи, а я тут подожду: невмоготу быть в этих стенах. Знавал я Дуню-горшечницу, тяжко видеть тело ее холодное, истерзанное. Ох, тяжко. Ох, горюшко горючее!

Ободряюще хлопнув по твердой как камень спине поникшего воина, я быстро взбежал по ступенькам крыльца и переступил порог.

Дом изнутри производил не меньшее впечатление, чем снаружи: просторный, светлый, уютный. Ковры и картины украшали все стены, разнообразная мебель покрыта резьбой и расписана яркими красками. Многочисленные кресла, скамьи и столы указывали на то, что здесь часто праздновали и рады были гостям. Обжитый дом, богатый.

Художник и его жена обнаружились в светлице, на залитом кровью полу. Я поспешно отвел глаза, немного постоял так, пока не спала внезапная тошнота. Через силу вновь заставил себя посмотреть на истерзанные тела. Силантий нисколько не преувеличивал – это походило на бойню.

У порога нашлись те самые следы, что упоминал мечник: смазанные, непонятные, будто от свиных копыт или крепко разбитых каблуков. За порогом они мистическим образом исчезали, а начало вели от женского тела. Оно лежало ближе к выходу из светлицы и пострадало значительно меньше тела художника, если в подобной ситуации вообще уместно подобное сравнение. Одета покойная была в длинную ночную рубашку, а ноги были босы. Грудь и живот залиты кровью, шея неестественно вывернута, но лицо было не тронуто: на нем застыло выражение ужаса.

Я присел рядом и осмотрел ее руки – чистые, обескровленные. Она не сопротивлялась перед смертью. Ноги также были не повреждены: ни синяков, ни следов укусов. Ступни белые, сухие – по крови она не ступала.

Закончив с осмотром женщины, перешел к художнику. В отличие от жены, тот был одет и обут, но подошвы его сапог также не запачкались. Изучил рваные края ран и утвердился во мнении, что нанесены они оружием грубым и заостренным, вроде упыриных когтей или тяжелого шестопера. Успел ли художник перед смертью оказать сопротивление, было уже не определить, но тщательный осмотр показал, что погиб он от удара в шею, а шрамы на лице и все прочие увечья появились уже позднее. Кто-то истязал уже мертвое тело.

Преодолевая брезгливость, я пошарил у мертвеца за пазухой и был вознагражден, нащупав среди окровавленного тряпья какой-то твердый предмет. Это оказался украшенный тонкой резьбой берестяной футляр, закупоренный деревянной пробкой. Внутри художник хранил свои ценности: несколько драгоценных камней, золотой самородок, а также покрытые рунами листки тонкого пергамента.

Моих знаний в руническом письме оказалось достаточно, чтобы разделить письмена на две категории. В первую попали колдовские заговоры сомнительного назначения и, по счастью, столь же сомнительной эффективности. Во вторую – списки работ художника с их стоимостью и именами заказчиков. Большинство имен повторялось, но общее их количество было впечатляющим. Последнее имя принадлежало некому травнику Лутоне и не имело приписки о стоимости и характере работы. На всякий случай я запомнил это имя, после чего сложил свитки в футляр и вернул его на место.

Затем, прислушиваясь – не приближаются ли храмовники – быстро достал из поясной сумки перо филина. Белое. Прислонил к одной из ран погибшего художника; подождал, пока его край не напитался бурой влагой. Проследовал к окну, поближе к солнечному свету. Там, держа перо перед собой, прошептал верные слова и с силой дунул на него. Встряхнул и вгляделся: тот край, что был замаран, отчетливо почернел. Проклятая кровь. Мрачно кивнув самому себе, я спрятал перо обратно и покинул светлицу.

Тела детей нашлись в темной, тесной каморке под самой кровлей. Двое. Убиты в собственных постелях, вероятнее всего прямо во сне. С трудом сдерживая гнев, я заставил себя завершить осмотр. Убедился в отсутствии новых следов, лишь затем вырвался из пропахшего смертью помещения. Попадись мне сейчас чудовище, что это сотворило – убил бы на месте, даже не пытаясь брать живьем.

Следующим местом, куда следовало наведаться, была кухня. Располагалась она в южной части дома, была светла, ухожена и хранила приятный аромат закваски и солода. Вдоль стен были развешаны гирлянды из сушеных грибов, трав и корений. В печи стоял большой округлый горшок, накрытый плотной тканью, на столе лежали приготовленные деревянные ложки – две большие и три маленьких. Рассматривая их несколько тягостных мгновений, я почувствовал горький комок в горле и отвернулся.