Джон Марсден - Вторжение. Битва за рай

— Мистер Матерс, а вы чем занимались в нашем возрасте?

— Ладно, один — ноль в твою пользу, — засмеялся он. — Я начал тогда работать на овцеводческой ферме в Калламатта-Даунс. И трудился, пока не поумнел и не обзавёлся воротничком и галстуком.

Мистер Матерс был страховым агентом.

— Ну а то, что собираемся сделать мы, и в сравнение не идёт с работой на ферме в Калламатта-Даунс!

— Хм...

— В конце концов, что с нами может случиться? Наткнёмся на звероловов в полноприводном внедорожнике? Но им же придётся проехать мимо нашего дома, и папа их остановит. Пожар в буше? Но там столько высоких скал, что мы будем даже в большей безопасности, чем дома. Змея укусит? Но мы все знаем, что делать в таком случае. Мы не можем потеряться, потому что хребет Тейлор-Стич — вроде обычного шоссе. Я там бываю с тех самых пор, как научилась ходить.

— Хм...

— А как насчёт того, чтобы мы оформили у вас страховку, мистер Матерс? Тогда вы согласитесь? Договоримся?

Робин позвонила на следующий вечер, чтобы сказать: всё в порядке, даже и без страховки. Она была довольна и взволнована. Ей пришлось выдержать долгий разговор с родителями, но разговор получился замечательным, так она сказала. Робин оказали самое большое доверие в её жизни, так что она горела желанием его оправдать.

— Ох, Элли, я так надеюсь, что ничего дурного не случится! — то и дело повторяла она.

Самое смешное тут было в том, что если какие-то родители и могли по-настоящему доверять своей дочери, так это как раз и были Матерсы, но они, похоже, до сих пор этого не поняли. Самой серьёзной неприятностью, какую Робин им доставляла, было опоздание в церковь. Да и это, пожалуй, случалось из-за того, что она помогала кому-нибудь перейти дорогу.

В общем, всё шло неплохо. Мы с мамой в субботу утром отправились в город за покупками и заехали к Фай. Две мамы долго и серьёзно разговаривали, а мы с Фай заглядывали в окно и пытались подслушивать. Моя мама старалась быть убедительной. Я слышала, как она сказала:

— Весьма рассудительны. Они все весьма рассудительны.

К счастью, она не упомянула о последней выходке Гомера: его поймали на том, что он выливал на дорогу полосу растворителя и поджигал его, когда какая-нибудь машина подъезжала близко. И проделал это не один раз, прежде чем попался. Я и представить не могу, как пугались при этом водители.

Но как бы то ни было, то, что моя мама сказала маме Фай, сработало, и я смогла поставить крестик вместо вопроса напротив имени Фай. Наш список пока состоял из семи имён, зато эго уже было наверняка, и мы все радовались. Ну, то есть мы радовались за себя, а остальные пятеро были просто довольны. Я попробую описать их такими, какими они были тогда — или какими я их считала, — потому что, конечно же, они изменились, и мои знания о них тоже изменились.

Например, я всегда думала, что Робин тихая и серьёзная. Она каждый год прилагала много усилий для сдачи экзаменов, постоянно ходила в церковь, но я знала, что этим её личность не исчерпывается. Робин нравилось побеждать. Это проявлялось во время спортивных занятий. Мы были с ней в одной команде нетбола, баскетбола для девочек, и, честно говоря, поведение Робин меня иногда смущало. Вспомнить только о её решительности. С того момента, когда начиналась игра, Робин превращалась в волчок, носилась как сумасшедшая, отталкивая всех подряд. И если судья зевал, Робин могла за одну игру причинить столько же бед, сколько какой-нибудь военный вертолёт. А потом матч заканчивался, и Робин могла тихо и спокойно пожимать всем руки, говоря: «Отлично сыграли», вернувшись в своё обычное состояние. Весьма странно. Она маленькая, Робин, но сильная, крепко сбитая, с прекрасным чувством равновесия. Она без труда скользит по земле там, где все остальные едва тащатся, как будто по густой грязи.

В общем, я бы не стала судить Фай за это, потому что она человек лёгкий и приятный. Она всегда была для меня чем-то вроде героини, человека, в котором я видела совершенство. Когда она делала что-то не так, я говорила: «Фай, не надо! Ты ведь пример для подражания!» Мне очень нравилась её прекрасная нежная кожа. Фай была из тех, кого моя мама называла «изящными». Казалось, будто она никогда в жизни не занималась тяжёлой работой, никогда не выходила на солнце, не пачкала рук. Всё это так и было, потому что, в отличие от нас, деревенских, Фай жила в городе и больше играла на пианино, чем поила овец или ставила клеймо ягнятам. Оба её родителя были юристами.