Александр Верт - Король. Том I

Быть врачом и правителем невозможно, – говорили ему часто. Сам Антракс Эйен-Рен с этим не мог поспорить, но и отказаться от врачевания не мог. Золотой медальон наставника был хуже клятвы: он требовал от него деятельности, а ученика достойного пока не было. Конор был еще недостаточно опытен, а дочь слишком юна. Именно поэтому пока на его груди был круг с вписанным в него треугольником – врата меж жизнью и смертью – он обязан был быть их стражем, даже если не верил в подобную благородную чушь.

Выйдя во двор, король жестом запретил страже следовать за ним и, обогнув хозяйственную часть здания, замер у черной двери нового госпиталя. В Эштаре его северное крыло королевского дворца было соединено с госпиталем специальным наземным переходом-галереей, похожей на застекленный витражами мост. Здесь же знать с трудом приняла строительство на территории королевского замка больницы Богини Солнца. Слово «госпиталь» в Рейне считали варварским, эштарским, но Антракс все равно предпочитал именно его, считая больницу чем-то нелепым и лишенным всякой дисциплины, но, если в бумагах надо было писать «больница», чтобы знать соглашалась на строительство, он был готов поступиться собственными убеждениями. Он вообще всегда предпочитал результат бессмысленным спорам, потому добивался своего, действуя на благо народа.

Огни на улицах города медленно гасли. Простые люди спешили закончить свой праздник, чтобы он не нарушил их бытность, а их король открывал черную дверь и шагал в госпиталь, надеясь, что напрасно опасается эпидемии.

Когда король Антракс заходил в здание госпиталя, он переставал быть правителем. Обращаться к нему согласно титулу в этом здании было просто запрещено. Сам Антракс был убежден, что это непременно помешает работе.

На его репутацию это никак не могло повлиять. Работали здесь только доверенные, отобранные им лично люди. С пациентами же он встречался очень редко, проводя почти все время в подземной лаборатории, где создавал лекарства, изучал тела, ставил эксперименты и учил тому же свою дочь.

Десятилетняя принцесса Амара никогда не смотрела на отца, как на короля, но эта ее особенность легко скрывалась за ее врожденным благородством. Ей часто говорили, что она похожа на свою бабушку, принцессу Авелона, единственную в своем роде королеву Эштара – Ленкару Эйен Клен Дерва. Амару подобные сравнения смущали, потому о покойной Ленкаре она всегда слушала с благоговением, словно та была богиней или мифическим существом, а на портрет Ленкары часто смотрела с особым интересом не находя никакого сходства.

– Такой же красивой быть невозможно, – говорила Амара, но все понимали, что она уже такая, просто еще слишком юная.

В ее теле еще не пробудилась женственность, но в чертах ее лица угадывалась зарождающаяся красота, которую она еще не осознавала.

Она встречала Антракса в коридоре у лестницы в подвал. Длинное серое одеяние, похожее на отцовский больничный камзол, она надела прямо на сорочку, и ее край выглядывал из-под серой ткани. Из-под белой сорочки виднелись носы аккуратных светлых туфелек. Тонкие руки она сложила вместе, длинные белоснежные волосы заплела в косу. Когда Антракс подошел к ней, она тут же подняла на него огромные синие глаза, распахнув пушистые белые ресницы.

В ней не было сонливости, только восторг, несмотря на то что ее разбудили среди ночи. Вид у нее был такой хрупкий и нежный, что казалось, ее можно лишь оберегать и защищать, но ее отец считал иначе.

– Я возьму тебя с собой при условии, что ты ничего не станешь трогать и к столу без моего разрешения не подойдешь, – строго сказал он. – Но если подозрения верны, у тебя будет шанс увидеть то, что уже больше полувека не видел ни один врач.

– Я сделаю все, как ты скажешь, – охотно согласилась Амара. – Все-все!

– Если что выгоню, – заранее предупредил Антракс, открывая дверь подвала.

Амара на это ничего говорить не стала, но на всякий случай убрала руки за спину, чтобы уж наверняка ничего не трогать.

Ее с самых малых лет тянуло к отцовской работе. Сначала она бегала вокруг мамы, когда та ждала третьего ребенка и все пыталась понять, что именно папа слушает у мамы в животике.

Ей было всего три годика, она забиралась на кровать, брала у отца трубку, прижимала ее к животу сбоку, прикладывала ухо и заявляла, что он делает «буль». Мама умилялась, а отец смеялся, но потом рассказывал, что буль делают все животики, а у мамы в животике живет братик или сестричка и через трубочку можно услышать, как бьется его сердце.