– Ступай! – велел Хенг, прерывая его размышления.
Дорога от трапезной до спального корпуса была недлинной – сотня шагов через двор, потом вверх по короткой тропинке между двумя рядами высохших можжевельников. Каден быстро преодолел расстояние, стремясь поскорее укрыться от ветра, и толкнул тяжелую деревянную дверь. Все монахи, даже настоятель Шьял Нин, спали в совершенно одинаковых кельях, выходивших в длинный центральный проход. Комнатушки были маленькими, в них едва хватало места для соломенного тюфяка, грубой плетеной циновки и пары полок, но ведь монахи в основном проводили время вне корпуса: в мастерских или медитационном зале.
Оказавшись внутри, куда не залетал пронзительный ветер, Каден замедлил шаг, чтобы подготовиться к предстоящей встрече. Он не знал, чего ждать. Некоторые наставники сразу проверяли нового ученика, другие сперва наблюдали, оценивая способности и слабые места будущего монаха, и только потом решали, какой стиль обучения избрать.
«Это всего лишь новый умиал, – убеждал себя Каден. – Год назад Хенг тоже был для тебя новым умиалом, но ты же привык!»
И тем не менее во всем этом было что-то странное, тревожащее. Сперва расчлененная коза, потом эта внезапная смена наставника, когда по-хорошему ему полагалось сидеть на длинной скамье перед дымящейся миской, споря с Акйилом и другими учениками…
Каден медленно набрал в легкие воздух, медленно выдохнул. Беспокойство никогда не приносит пользы.
«Живи сейчас, – сказал он себе, повторяя один из основных хинских афоризмов. – Будущее есть сон…»
Однако же некий голос в глубине его мыслей, голос, который невозможно было успокоить или заглушить, тут же напомнил: далеко не все сны приятны, и порой, сколько ни мечись и ни ворочайся в постели, ты не в силах проснуться.
3
Рампури Тан сидел на полу своей маленькой кельи спиной к двери. Перед ним на каменных плитах был расстелен чистый лист пергамента. В левой руке он держал кисть, однако все медлил окунуть ее в плошку с разведенными чернилами, стоявшую сбоку.
– Входи, – приказал он, не поворачиваясь к двери и подзывая Кадена свободной рукой.
Тот переступил порог и остановился. Первые несколько минут с новым умиалом могли задать тон их дальнейшим отношениям. Большинство монахов стремились сразу произвести впечатление на учеников, а Каден вовсе не горел желанием заработать суровое наказание из-за какой-нибудь оплошности или ошибки в суждении. Тан, однако, молчаливо созерцал свой чистый пергамент и, по-видимому, был вполне удовлетворен этим занятием. Каден приготовился терпеливо ждать, примеряясь к странностям нового наставника.
Было нетрудно понять, откуда у послушников взялась идея, что Тан в молодости сражался на арене. Хотя монаху давно уже перевалило за пятый десяток, его мускулатура оставалась могучей – в особенности выделялись мощные плечи и шея, – и в целом своим телосложением Рампури Тан напоминал валун. Сквозь редкую щетину на его черепе виднелись глубокие шрамы, белые на фоне темной кожи, словно какой-то дикий зверь рвал его голову когтями, снова и снова рассекая плоть до самой кости. Как бы ни появились эти раны, боль, очевидно, была мучительной… Мысли Кадена снова перескочили к расчлененной туше, и он зябко поежился.
– Ты нашел животное, за которым посылал тебя Хенг, – резко заговорил монах.
Фраза прозвучала не как вопрос, и несколько мгновений Каден колебался, стоит ли отвечать.
– Да, – отозвался он наконец.
– Ты вернул его в стадо?
– Нет.
– Почему?
– Его убили. Очень жестоко.
Тан отложил кисть, одним плавным движением поднялся на ноги и впервые за все это время повернулся лицом к ученику. Он был высок, почти одного роста с Каденом, и тот внезапно почувствовал, будто в тесной келье стало очень мало места. Глаза монаха, темные и острые, словно заточенные гвозди, пришпилили Кадена к месту. Дома, в Аннуре, ему случалось видеть людей с запада Эридрои или с крайнего юга – укротителей диких животных, которые могли подчинять своей воле медведей и ягуаров одной лишь силой взгляда. Сейчас Каден чувствовал себя одним из этих зверей: только сделав над собой усилие, он смог выдержать взгляд своего нового умиала.
– Скалистый лев? – спросил монах.
Каден покачал головой:
– Башка была оторвана от шеи, словно отрублена. И кто-то выел мозг из черепа.
Несколько мгновений Тан смотрел на него, потом указал на кисть, плошку с чернилами и пергамент, лежавшие на полу:
Читать дальше