Вера Волховец - Холодное сердце пустыни

Очень интересно.

Здесь и сейчас он, может быть, и не искусится, а если они наедине останутся – может, все-таки да?

На ней ведь магический пояс верности, как на всякой рабыне, которой могла быть суждена судьба наложницы. Вздумай она разделить с мужчиной ложе – магия попросту её убьет, но если она не будет согласна это ложе с мужчиной делить…

Тогда она все-таки получит свою победу в пари. Кто его знает, может, на этом рассвете, она уже смоет кровью Эльяса собственную злость?

– Хорошо, Пауль, давай разделим хлеб и время до рассвета пополам, – задумчиво кивнула Мун, – я буду благодарна, если ты скрасишь мою скуку.

Для своих гостей Эльяс старался больше, чем для прислуги. Комнату Паулю он выделил большую, в два раза больше, чем комната Падме. А еще тут был балкончик, куда они и выбрались в компании хлеба и фляжки с водой.

Пауль “разочаровал” Сальвадор снова. Он не двигался в сомнительную сторону вообще никак, ни единой мышцей, будто даже не думал, а ведь думал, это было заметно даже без провидческой силы духа. У этого конкретного смертного все чувства были написаны на его излишне болтливом лице.

И это его демонстративное равнодушие было то ли обидно, то ли просто странно. И так хотелось, так заманчиво было чуть подтолкнуть его в нужную сторону, вот только с учетом её цели – искушать нельзя было вообще ничем. Никаких авансов, никаких намеков. Смертный должен искуситься самостоятельно. Иначе бы в пари она проиграла.

– Ты обиделась на меня вчера из-за того, что я сказал про Сальвадор? – тихо спросил Пауль, отламывая от хлеба кусок и протягивая его Мун.

Превеликая Шии-Ра, он все еще переживал об этом?

– Нет, – Мун качнула головой, – не из-за этого.

– А из-за чего?

Да не из-за чего.

Она не обижалась на смертного, что не понимал её промысла и долга. Это было сложно для смертного и для мужчины.

Она злилась на Ворона, который вынудил её остаться у него в гостях на ночь, да еще и взял с гостя обет, заверив его именем себя любимого. Ведь в пустыне была добрая сотня богов и духов, которые могли спросить с нарушителя клятвы. Нет же, Эль назвал только три имени. И почему у неё было ощущение, что её имя он назвал нарочно? Что он знал про Пауля, чего не знала Мун?

– Пауль, это твое право – не любить Сальвадор, – девушка произнесла это спокойно, сминая хлебный мякиш в пальцах и скатывая его в маленький шарик, – мне нет смысла заставлять тебя в неё верить, её любить, ей поклоняться.

– Женщины пустыни чтят её, – с отстраненной горечью вздохнул Пауль, – я понимаю. Вас мало кто уважает, и без её защиты и суда – будут уважать еще меньше. В пустыне прав сильный. Увы, это не самый справедливый закон.

Забавно было слышать такое от мужчины. Хотя… Иные юнцы и рассуждали так, трогая сердца израненных и слабых девушек. Это же самый верный способ задурить несчастной голову – наобещать ей, что именно ты защитишь её от тяжелой жизни. Обычно такие болтуны потом оказывались точно такими же тиранами, изменниками и предателями, как и те, кто сразу после свадьбы “воспитывал” жену при помощи плетки.

– И все же, ты не любишь Сальвадор, Пауль, – делая глоток воды из протянутой ей фляжки произнесла Мун. Не то чтобы её были интересны причины его неприязни. Но все-таки, чуть-чуть…

– Нет, это не те слова, Мун, – Пауль качнул головой, – я Сальвадор люто ненавижу, и я на это имею полное право.

Ох, какие это были жгучие слова.

Он не лгал. Ей даже не надо было никакой магии, чтобы ощущать эту чистую, такую искреннюю ненависть, звучащую в его словах. От сердца шла.

Почему эта ненависть Сальвадор так задела – загадочно, конечно. Ей было больше ста лет, и она навидалась в своей бессмертной жизни и людей, и мужчин. Хотя этот смертный был не безнадежен хотя бы. И в глубине души, видимо, теплилась еще вера, что в мире существуют те люди, которые могут понять её промысел. Не только использовать, но и понять.

Этот – вроде бы понимал. Но уважать не начал. И ненавидел.

В общем, как ни крути – не победа.

– Ненавидишь? – наконец спросила Мун, поняв, что молчание как-то затянулось. – И право на это имеешь? Я могу спросить, почему?

Она чуть не спросила: “В чем суть твоих претензий ко мне”.

Ох, болтливый язык и глупое обидчивое сердце. Оно всегда такое было, когда Сальвадор прятала собственную сущность духа в человеческую оболочку, но что-то в этот раз получилось особенно быстро вспыхивающим.

Хорошо бы, если бы память осталась при ней. Не пришлось бы спрашивать. Но она знала лишь одно – с Паулем она уже сталкивалась раньше. Но воспоминаний об этой встрече у неё почему-то не было.