Из комнаты Падме Мун выходила крадучись, боясь, что девушка спит недостаточно крепко. Зачем будить её лишний раз? Падме вообще следует пожалеть, она с утра встанет и начнет прислуживать капризам Эльяса.
Интересно, замкнул ли Ворон на ночь запирающие чары? Наверняка, чтобы она не ушла раньше срока. Чтобы прочувствовала его порчу сполна, ведь та были сильнее рядом с тем, кто её наложил.
Правда проверить это предположение Мун не успела. Потому что стоило ей сдвинуть в сторону циновку, закрывающую проем двери комнаты Падме, как она увидела Пауля.
Этот смертный умел преподносить сюрпризы…
8. Глава, в которой герой начинает говорить
Мун замерла, глядя на Пауля. Темень ей мешала оценить ситуацию детально. Будь у неё магическое зрение, она бы увидела все, каждую точку на его лице, каждую морщинку на напряженном лбу, а теперь…
Что ему тут было нужно – рядом с комнатой, в которой спали две девушки? Неужели все-таки и Пауль из тех похотливых ублюдков, которые не могут держать себя в своих руках и обходиться этим?
Ну, если так – то это отчасти хорошо, ведь застигнутый на месте преступления, даже еще не случившийся преступник, мог и переборщить… Скажем, убить чужую рабыню… Избавить Сальвадор от необходимости и дальше жить этой мерзкой жизнью.
Ну же, Пауль, тебе же зачем-то нужны эти мощные руки и медвежий разворот плеч, так? Рабыня тощая, что стоит свернуть ей шею?
Он не шевелился. И вообще – на нем не было его доспеха. Только подвязанные под коленями короткие мешковатые штаны из синего, выгоревшего до тусклой серости, сукна. Такое ощущение, что Пауль ни с того, ни с сего вскочил с постели и примчался сюда. Сунув за пояс штанов первый попавшийся под руку кривой кинжал в кожаных ножнах.
Ох-х…
Мун шагнула вперед, за циновку, на шаг ближе к смертному. Скрестила руки на груди.
– Я тебя разбудила? – шепотом спросила она, пытливо разглядывая Пауля.
Он качнул головой, молча, утвердительно.
– Я так громко кричала?
– Я чутко сплю, – Пауль поморщился, – ночи в пустыне и без зачарованного оружия очень тренируют бдительность. Не хочется же, чтобы голодные духи тебя сожрали, пока ты спишь. Так что разбудить меня можно и меньшим.
И все это время он стоял тут? То ли потому что, когда Падме разбудила Мун, – исчезла причина заходить, то ли потому что Пауль все-таки понимал, что на женскую территорию ему нельзя без разрешения хозяина дома. И все-таки, был тут… Даже при том, что одним своим вторжением мог нарушить данный Аману-Эльясу обет.
– Извини, я…
– Я слышал про духов, – тихо произнес Пауль, – я думал, может, к вам змея заползла. С духами я не очень помощник, особенно если они твой разум одолевали.
– Я больше не буду кричать, – терпеливо сообщила Мун, – раз ночь сегодня такая, спать не лягу, досижу до рассвета и пойду домой.
Это вроде как должно было положить конец этому разговору, смертный должен был уже успокоиться и пойти лечь спать, а он не двинулся с места ни на палец.
Она не успела ничего сказать, смертный чуть вздохнул, потом качнул подбородком, будто что-то отрицая – кажется, сам он был сильно загружен какими-то мыслями, с которыми вел беззвучный спор.
– Если ты хочешь, можем пересидеть до рассвета вместе, – он говорил так медленно, что любая черепаха дала бы ему фору в скорости.
– Пауль… – Она уже готова была послать его к шайтану, потому что он совершенно игнорировал традиции и правила пустынников, но Пауль опустил ей ладонь на плечо. Тяжелую ладонь.
– Я знаю, у вас так не принято, – тихо возразил он, перебивая Мун, – но я тебе вреда не причиню, могу слово дать.
Ну скажем честно, имевшейся в её распоряжении магической искры на полноценный волшебный обет бы не хватило, но жест она оценила. Не могла не оценить.
– Пауль, тебе зачем это все? – пытливо поинтересовалась Мун, разглядывая мужчину.
– Я очень сомневаюсь, что смогу насладиться сном, зная, что ты тут уснуть не можешь, – Пауль пожал плечами, – поэтому… Раздели со мной хлеб, красивая, перекусим, поговорим… А там, глядишь, и рассвет будет, провожу тебя до дома.
Настырный какой, этот неуемный смертный… Но Пауль так сформулировал свою просьбу, что вроде как совсем не хорошо отвергать её. Предложение разделить хлеб было твердым предложением дружбы. Будь Пауль пустынником, отказ мог его обидеть до кровавой вражды, но даже чужака оскорблять было некрасиво. Да и не было у неё повода ему отказывать.
Интересно.
Читать дальше