Анна Носова - Тихх и Каменные головы Севера

У камней нет глаз.

– Че?! Я все слышал! – Шшвварк! Вру-вру бросил свою палку на землю. Тихха щедро осыпало поднявшейся пылью вперемешку с песком. «Хорошо, что только ими». – Смеешься вот над этим, да? – Шлеп-шлеп-шлеп. – Ну, смейся дальше.

– Хорош, парни. – Каишта сплюнул со свистом, дважды цокнул языком. Всегда так делает, когда нервничает.

– И продолжай смеяться, когда будешь есть на ужин объедки от младших, нянька хренов!

Со стороны, откуда до этого шел голос Ижи, заскрежетал песок. Шшвварк – куда-то вбок отлетела его палка. Сорвался с места и Каишта, но его «стоять!» было слабым, каким-то неуверенным. И, уж конечно, оно не могло защитить Вру-вру. Послышался глухой удар, мастер иллюзий взвизгнул так, будто мастер маэстро выбил из его голоса все низкие ноты.

Тихх еще сильнее вжал голову в колени: кто знает, на кого придется следующий удар? Меньше всего ему хотелось снова отключиться и очнуться под «дождем» из краденого вина или еще Огненный знает чего.

– Я сказал, хорош! – Неужто к брату вернулась былая хватка? – Еще один удар, еще одно оскорбление, и я просто сдам вас отцу, ясно?

– Вообще-то это мы с твоим малым тут возимся, ясно? – тяжело дыша, парировал Ижи. – Да, сначала эта затея казалась веселой, спору нет, но сейчас…

– А я говорил, – радостно кукарекнул Дробб.

– Ты-то заткнись! – в один голос выдохнули Вруттах и Ижи. Оба все никак не могли отдышаться после своей потасовки, но, судя по всему, примирение было не за горами.

– А что я? Это Каш придумал все, не я. Да, Каш? – Каш промолчал (редчайшее явление природы). Видать, теперь не так уж гордится своей придумкой. – Ну, что ты молчишь? Ты так и сказал: а давайте напоим этого мелкого сказкодранца! Сам же жаловался, что от него никакого проку в хозяйстве – только комнату на втором этаже занимает, да еще таскайся с ним везде, позорься. И все только из-за того, что твоему отцу, господину Зуйну, значит, его мамка больно понравилась. А я тебе тогда еще сказал: ну да, Каш, и чего господину Зуйну было на ней жениться и в дом с этим довеском тащить? Лучше бы, говорю, он сам к ней ходил – иногда , – так оно всем бы лучше было. А ты, помню, согласился.

– Может, и так, но не тебе рассуждать о моем отце.

– Не хочешь, чтобы рассуждали, нефига тогда нам им угрожать, – с угрюмой твердостью потребовал Ижи.

Верно говорят: драки закаляют характер. Тихх вздохнул, ведь он-то мог об этом знать только понаслышке. Хотя, зачем камню лезть в драку? Все знают, что об него можно сломать зубы.

– Да, нефиг, – так же угрюмо поддакнул Вруттах. – Раньше я что-то такого не припомню.

– И раз самый умный, то докажи это нам: оживи своего сказкодранца, для начала! – предложил Ижи. – Во-первых, проверь его штаны: все-таки обделался или нет? Дробб прав, не стоит доверять моему нюху. Как я говорил, все дело в этой багряной пыли. – Для верности мастер маэстро издал громогласный чих. Настоящий или фальшивый, это известно только ему. – Если повезет, то отстирывать придется только его шмотье, а если нет, то сам догадайся. Если пообещаешь, что не станешь впредь угрожать всемогущим господином Зуйном, то, так и быть, мы тебе поможем: забодяжим отвар из миртовых листьев с мятой, авось, твой сказкоплет очухается. А если сподобишься попросить, как нормальный хархи, я смотаюсь к пограничным холмам за корой железного граната. Мать заваривает ее младшим от живота, а отцу – от похмелья. В это время наш дражайший Вру-вру сможет немного растрястись и перепрятать оставшееся у нас вино, и тогда никто в жизни не докажет, что оно у нас вообще было.

Нет, Тихха нисколько не задело, что о нем говорили, как о вещи, как о мешке с никому не нужной рухлядью, которую во что бы то ни стало надо дотащить домой. Слово «пограничные холмы» вонзилось острой стрелой в его уставший, замутненный вином разум. В голове всплыла эта странная, неправильная пустота всхолмья, которое в дневной час должно было кишить сборщиками праздничных веток. И этот единственный, вызывающе-одинокий золотой шар, что так и не успели обобрать. Флаг посреди пустоты…

Какой сильной ни была бы ненависть Тихха к шайке сводного брата, он понимал: им туда нельзя. Нельзя, и все тут. Даже этому мерзко гундосившему Ижи, гребаному мастеру маэстро, обозвавшего его сказкодранцем.

Камень ведь может преградить дорогу?

Пришлось поднять голову и заставить себя разлепить веки; беспощадно яркий свет резанул зрачки, выжег крупные слезы, и мир исказился в них, как отражение в стеклянном кувшине.