Анна Носова - Тихх и Каменные головы Севера

Одно Тихх знал наверняка: он – чужой.

Затем голову сотряс удар, словно в нее вогнали древко этого самого флага:

– Ввррууаа-ду-дууум!

«Опять…»

– Хааггрр-йааах!

Тихх крепко зажмурился, пытаясь выгнать назойливый «камнепад» из головы. Молчи, говорил он себе, только молчи!

Внутренний гром молчать не собирался:

– Вврруууаа-хаайй-ггрр! – прокатилось от век к затылку.

– Ввваа-ррр-хааа-гррри! – поднялась обратная каменная волна и тут же осела, рассыпалась мелкой галькой вдоль висков.

«Только молчи».

– Ввррроо-ххааа-ххррр.

«Не отвечай».

– Ввв-ррр-ооо…

– Ха-ха-ха, – словно из-за каменной стены, донесся обрывок смеха Каишты.

– Йиииии… – перекатилось из одного уха в другое.

Вдруг звуки лопнули, и тяжелая, гнетущая тишина растеклась по барабанным перепонкам. В ней осталось только умирающее эхо: вввррроо-ха-ха-ха-йиии, вро-а-ии…

Оно звучало, словно легкий ветерок, колышущий нетронутый куст дрока, перебирающий его золотых мотыльков длинным черным когтем. Таким же, как на указательном пальце отчима. Вот он уже замахнулся, готовый срезать невесомые желтые цветки – они дрожат, как приговоренные, – поднес острие к основанию стебля.

А когда золотые мотыльки оторвались от веток и закутали в свое облако Тихха, он услышал не гром, а вполне отчетливый шепот:

– Врахайи, – прошелестели сотни янтарных лепестков, прежде чем раствориться в дрожащей над поляной дымке.

И низвергся дождь.

Тихх обнаружил себя лежащим под большим миртовым деревом. Он еще не открыл глаза, но знакомый горьковато-камфорный запах не мог солгать. Сквозь опущенные ресницы проглядывались темные жесткие листочки, в них играли в прятки лучи Матери звезд. Странно, шевельнулась тревожная мысль, только что же был дождь, нет, даже ливень. Тихх провел рукой по рубахе – влажная, по волосам – прилипли ко лбу, затем пошарил по земле вокруг – сухая…

– Ооо, – донеслось из-за дерева. – Наш ма-лыш прос-нулся!

Тихх дернулся от неожиданности, и уже в следующее мгновение оказался на корточках. Левой кистью мальчик оперся о землю, а правой начал судорожно протирать глаза. В них резко защипало, хотя он не плакал. Запах миртового дерева – горькие сушеные травы – вытеснил другой. Что же это? Голова никак не хотела соображать. Странный запах, взрослый , точно не из привычной, повседневной жизни.

– Наш ма-лыш прос-нулся! – бравурно скандировал дружный хор. Тихх узнал в нем «мастеров» еще до того, как из-за дерева показались их осточертевшие рожи. – Наш ма-лыш прос-нулся! – Вооружившись длинными узловатыми палками (еще недавно они были живыми миртовыми ветвями), шайка Каишты отстукивала по земле бравурный ритм.

– Утро доб-рое дру-жок!

Этим визгливым финальным аккордом, а также троекратным ударом по стволу дерева и вызванным им листопадом, брат остановил победный марш. Щипать в глазах стало чуть меньше, и теперь Тихх видел его ухмыляющееся лицо. Щеки раскраснелись от восторга, тонкие губы и острый подбородок подрагивали в попытках сдержать приступ смеха. Что-то, однако, изменилось. Моргая и непроизвольно отползая назад, подальше от дерева, Тихх продолжал всматриваться в это ненавистное ему смеющееся лицо. Взгляд фокусировался с трудом, голова кружилась.

– Куда же ты, братец? – В спину, преграждая путь, уперлась Каиштова палка. Сам он перегнулся через Тихха и навис сверху черной дугой. – Веселье еще не окончено! – Кончик указательного пальца легонько стукнул Тихха по носу; вздрогнув, он поцарапал спину о сучок палки.

Пальцы были черными – от ногтей до костяшек. В голове вместо мыслей заметалась стайка желтых мотыльков. Мир закружился вместе с ними.

– Как самочувствие, маленький пьянчужка? – дыхнул ему в лицо жеваными мятными листьями Каишта. Никакой винной кислятины («Откуда же она тогда?») Никакого красноватого налета на зубах и маслянистого блеска в глазах. – Надо сказать, ты сегодня в ударе.

– У-да-ре! – проскандировал мастер подражаний Дробб. Каждый слог он сопровождал ударом палки о землю в опасной близости от Тихха.

Мальчик поднес к носу мокрый ворот рубахи, с ужасом рассмотрел бордовые пятна на ней. Теперь ясно, что он принял за дождь, и почему он так щипал глаза, – это было вино, которым «мастера» облили его с ног до головы. Если Зуйн, отчим, увидит его в таком виде… Особенно сейчас, когда он окончательно утвердил свой авторитет в поселении, став поверенным жреца Гуюфры… Где-то в области пупка свернулся кольцом ледяной уж.