Джон Норман - Лицедеи Гора (ЛП)

— Что Вы собираетесь делать? — в ужасе завизжала она.

Самос махнул одному из своих мужчин, и тот, вытащив свой меч из ножен,

аккуратно приложил остриё клинка к её шее, и затем он поднял оружие над своей головой, словно замахиваясь для удара. Мужчина держал меч обеими руками, причём левая ладонь, слегка выступала за край эфеса. Всё было готово к казни. Многие рабыни отвели взгляд и старались не смотреть на происходящее.

— Что Вы собираетесь делать! — заверещала Леди Ровэна.

— Голову Тебе отрубить, — спокойно осведомил женщину Самос.

— Почему-у-у! — выкрикнула она.

— В моём доме нет места свободным женщинам, — объяснил он.

— Ну, так поработите меня! — закричала женщина.

— Я не верю своим ушам, — заявил работорговец, скептически.

— Поработите меня! — заплакала Леди Ровэна. — Поработите меня!

Мужчина, стоявший с занесённым над головой женщины мечём, слегка опустил его, и выжидающе посмотрел на Самоса.

— Неужели это действительно говорит гордая Леди Ровэна из Лидиуса? — спросил Самос.

— Да, — сквозь рыдания проговорила она, беспомощно растянутая руками охранников за руки и волосы.

— Гордая свободная женщина? — уточнил он.

— Да, — прорыдала Леди Ровэна.

— Давай-ка мы с Тобой уточним, — предложил Самос. — Несмотря на то, что я был готов предоставить Тебе достоинство быстрой и благородной смерти, столь подходящие свободной женщине, Ты вместо этого выбрала и предпочла унижение рабства?

— Да, — прошептала она.

— Говори яснее, чего Ты от меня хочешь, — потребовал Самос.

— Я прошу рабства, — сказала она.

— Надеюсь, Ты понимаешь, — заметил он, — что, рабство, о котором Ты просишь, будет полным и абсолютным?

— Да, — признала женщина.

Я улыбнулся про себя. Гореанское рабство иного и не предполагало.

— А мне показалось, что раньше Ты думала, что такое рабство могло бы быть в порядке вещей для твоих служанок, но не для Тебя самой, — напомнил её Самос.

— Я была неправа, — проговорила она. — Я действительно ничем не отличаюсь от них. Я, такая же женщина, как и они.

Мужчина, стоявший над ней, наконец, опустил свой занесённый меч. Но теперь Леди Ровэна, несомненно, видела его прямо около своей шеи.

— Я расстроен, — задумался Самос.

Леди Ровэна с трудом повернула голову вправо, морщась от боли из-за оттянутых охранником волос, и попыталась в глазах Самоса прочитать свой приговор. На её лице отпечаталось страдание и безысходность, губы женщины дрожали.

— Предоставьте мне шанс, прошу Вас, — взмолилась она.

— Признаться, я сомневаюсь, — заметил Самос, делая задумчивый вид.

— Вы сомневаетесь, из-за некой неуверенности относительно моего характера, из-за опасения в уместности или приемлемости для меня этого действия?

Самос неопределённо пожал плечами.

— Выбросьте такие сомнения из своей головы, — заявила она, не переставая вздрагивать от рыданий. — Мои претензии на свободу всегда были обманом. Теперь я готова, наконец, стать женщиной. В действительности, в этом, я чувствую возможность осуществить всё, о чём я до настоящего времени мечтала, и даже больше. Как изумительно, наконец, отвергнуть фальшь взятой на себя роли и стать, той кем я действительно являюсь!

— Говори яснее, — попросил Самос.

— Моё порабощение будет совершенно уместным, — заявила она.

— И почему же? — поинтересовался он.

— Да потому, что в самых глубинах моих сердца и живота, я уже являюсь рабыней.

— Откуда же Тебе это стало известно? — спросил работорговец.

— Это ясно дали мне понять мои потребности, — призналась Леди Ровэна. — Это ясно мне исходя из моих чувств. В течение многих лет со всей очевидностью это проявлялось в скрываемых от всех мыслях и желаниях, в бесчисленных повторяющихся снах и фантазиях.

— Интересно, — заметил Самос.

— Поработите меня, — тихим голосом попросила женщина.

— Нет, — вдруг отказал он ей.

Затрясшаяся от охватившего её ужаса, Леди Ровэна умоляюще посмотрела на него. Палач снова взялся за эфес меча двумя руками.

— Объяви себя рабыней, — приказал Самос, и его работник ослабил хватку на мече.

— Прошу Вас, не заставляйте меня делать это, — взмолилась она. — Пожалейте меня! Вспомните о моей чувствительности!

На бесстрастном лице работорговца не дрогнул ни один мускул.

— Я — рабыня, — наконец смогла выговорить женщина, объявляя себя рабыня.

Несколько рабынь в зале вскрикнули, и их крик ознаменовал появление на Горе ещё одной новой невольницы.