Генри Олди - Всё бывает [СИ litres]

Да, дедушка. Я помню твою сказку.

Я помню и свою мать. Язык не поворачивается назвать ее приемной. Эвримеда, дочь Ниса, жена Главка – вся Эфира сплетничала о тебе, мама. Во дворце пренебрегают семейными узами! Пятнают чистоту брака! Соблазняют гостей, поят допьяна, ведут на ложе к супруге правителя! И муж это терпит? Да что там терпит! Поощряет!

Вне сомнений, многие шептались по углам: «Во дворце басилея не чтут Геру!..» Эвримеда-эфирянка и Сфенебея-ликийка – в вас столько же общего, сколь и различного. Мама, сплетники не знали всей правды о тебе. Какой правды не знаю я о Сфенебее? Не ошибусь ли в выводах, заблудившись во тьме? Не повисну ли на золотых цепях между небом и землей?!

– Ты первый, – повторила Сфенебея. Мое молчание она слушала, не перебивая, словно живую речь. – Первый еще и в том смысле, что с тобой приятно беседовать. Думаю, гораздо приятней, чем предаваться любви. Не обижайся, это скорее похвала, чем оскорбление. Твоя наивность… Нет, скажу иначе: ты умеешь слушать. Слушать так, что мне хочется рассказывать дальше. Великая Афродита! Я учу безбородого юнца истории аргосского трона! Вместо того, чтобы ласкать мою грудь, он тянет меня за язык! Тебя кто-то обучал этому искусству?

– Да, госпожа.

– Кто?

– Гермий, Податель Радости.

– Тебя учил бог?!

– Так вышло, госпожа. Я не виноват.

И тогда она сказала кое-что, чего я не понял.

– У моего сына на тебя планы, – задумчиво произнесла Сфенебея. – Большие планы. Раньше я считала это пустой блажью. Сейчас я затрудняюсь с ответом. Это или подарок судьбы, или пугающая ошибка. Очень большие планы; очень большая ошибка.

Я ждал, что она что-то добавит, объяснит свои слова, но она молчала. Дыхание Сфенебеи успокоилось, сделалось ровным, едва слышимым. Она спит, понял я. Спит преспокойнейшим образом, в то время как я, лежа рядом с ней, мучаюсь бессонницей. Странное дело! Ворочаясь с боку на бок, я чувствовал себя жертвой насилия в большей степени, чем если бы возлег с ней по принуждению или из корыстных соображений.

Я был уверен, что не засну до утра. Я ошибся.

Когда я проснулся, Сфенебея уже ушла. На низком столике, придвинутом к ложу, стоял кубок с двумя ручками в виде петель. В кубке очень кстати оказалась вода. Еще меня ждало овальное блюдце с холодным, нарезанным ломтиками мясом. Оленина, понял я еще до того, как сунул в рот первый ломтик. Ну конечно же, печёный олений окорок.

Поверх мяса краснела змейка, нанесенная кизиловым соусом. Думаю, змейка изображала яд. У Сфенебеи были своеобразные шутки и хорошая память.

– Радуйся, мама. Это я, видишь?

Звезды рядом. Потянись – достанешь. На Киллене так всегда, на то и гора. Выше других? Чепуха, неправда. Но кто бы знал, почему отсюда ближе до звезд, чем с вершины Парнаса, Оссы, Пелиона? С вершины Олимпа?!

– У тебя все в порядке? Ну и хорошо.

Вот они, Плеяды, Семь Сестер. Ковшик с ручкой тонет в голубоватой дымке. Гермий протягивает руку, пальцем пересчитывает звезды. Сейчас бог похож на мальчика, только что выучившегося счету. Семь Сестер? Нет, шесть. Ярче всех мама, Майя Атлантида [5] Атлантида – дочь Атланта. . Под мамой вместо звезды мерцает легкое облачко – место для седьмой сестры: Меропы, жены Сизифа.

Вдовы Сизифа.

Гермий вечно путается: жена или вдова? Когда раз в месяц носишь бурдюк с вином на гору, где муж катит камень, трудно поверить, что его жена давно овдовела.

– Ты придержи местечко, мама. Она скоро придет.

Да, молча соглашается мама. Меропу на земле больше ничего не держит. Супруг умер, даже два раза умер. Дети выросли, разъехались. Главку Эфирскому не до матери, у него иные заботы. Внуки сошли в Аид. Жив один, да и тот в изгнании. Мы ждем, малыш. Я, твоя мать, и твои драгоценные тетушки – мы ждем не дождемся, когда Меропа присоединится к нам.

Она будет самой тусклой из Плеяд. Иные скажут, что от стыда: вышла замуж за смертного. Иные скажут: от печали. Первых будет больше: сплетников с ядовитыми языками всегда больше.

Тебе тоже не до матери, Гермий, спрашивает мама. Да? Ты редко навещаешь меня здесь, на Киллене. Если ты сидишь на горе́ туча тучей, если обращаешься ко мне, я знаю: с тобой что-то не так. Позволь вернуть тебе вопрос: у тебя все в порядке?

– У меня? Нет, мама, у меня не все в порядке. Я бы сказал: ничего не в порядке. Ты, главное, не переживай. Ладно? Потускнеешь, поблекнешь.

За спиной дышит пещера. Она всегда дышит, она живая. Почему? В пещере родился бог. Не всякой пещере выпадает такая честь. На Крите в Диктийских горах тоже есть пещера, которая дышит. В ней родился Зевс, в ней он прятался от отца-богоеда. В Олимпийской Семье только двое родились в пещерах: Зевс и Гермий, отец и сын. В этом, пожалуй, можно найти повод для гордости, если тебе больше нечем гордиться.